Надежда – такое крутое жгучее пойло. Никакой бренди не сравнится с ней.
– Ты уж поспеши, – посоветовал колдун. – Драджи идут сюда. И постараются помешать вам, если смогут.
Мы с Эзабет переглянулись. Ворон замахал крыльями и взлетел, хохоча, а мы поползли к дверям.
Глава 38
Я пошел вперед, выставив меч. Мы быстро пришли в зал, где рядами выстроились катушки, огромные кольца позеленевшего металла. Воздух в комнате насыщен энергией, фос, накопленный в медных кольцах и железных барабанах, готов разрядиться. В этом зале – восемьдесят лет работы «талантов» на мануфактурах. Все чистое, готовое, так и просится в дело.
– Ты сможешь? Ты спасешь нас? – чуть слышно выдохнул я.
– Не знаю. Это ведь не Машина, – сказала Эзабет. – Ты только посмотри, сколько здесь света! И все – блеф, колоссальный трудоемкий обман. О духи мудрости, Безымянные готовили его целый век!
– Безымянные – мастера лгать, – заключил я, чувствуя растущую злость.
В глотке – желчный ком. Пот – ручьями по спине. Черт.
Я подошел к двери, прислушался. Пока еще ничего. Драджи вошли в город вслед за хозяином, но пока я не слышал их и напомнил себе, что они наверняка еще не знают, что искать и куда идти. Вряд ли шпионы вышли навстречу с цветами, чтобы проводить и рассказать.
Эзабет ходила от катушки к катушке, гладила их затянутой в перчатку рукой.
– Ты сможешь? – повторил я.
– Дай мне время подумать. Тут столько мощи, столько энергии. Очень много. Возможно, я и смогу.
Я сказал ей, что скоро вернусь, и поднялся наверх, в зал управления, к покрытому золотом рычагу, циферблатам и стрелкам, колесам и шестерням. Интересно, они хоть к чему-то присоединены? Нолл сделал Машину настолько сложной, что ее не понимали даже ее инженеры. Идеальный щит против шпионов в Ордене. Притом Безымянные не только убили Песнобега, но и даже запретили его науку, предали забвению его парадокс. Теперь понятно почему.
Я вышел из зала к останкам элитной стражи Ордена. Скверно подогнанные доспехи все же лучше, чем никаких вообще, и я копался в кровавых обломках до тех пор, пока не отыскал целый нагрудник, шлем без забрала и латные рукавицы. Полудоспехи – как платье шлюхи. Прикрывает все важное, но не мешает делу. Малдон поломал солдатам почти все оружие, но на стене зала отыскался приличный гербовый щит. С такими воевали пару веков назад. Некий художник провел, наверное, не одну неделю, изображая на щите прекрасную картину перелета птиц от башни к башне. Меня интересовали в основном защитные свойства. Хорошие щиты – тяжелые штуковины. А его вес мне понравился. Я перекинул лямку щита через плечо и собрал все полезное. Вышло немного. Меч у меня был еще старый, взятый со стены на Двенадцатой станции. Я попробовал лезвие пальцем. По-прежнему туповат.
Ничего, сойдет и такой.
С лестницы перед входом донесся шум. И пары секунд хватило, чтобы распознать жужжащий говор драджей, лязг оружия, бряканье доспехов. Я поспешил вниз. Драджи заполонили город, ворвались в цитадель. Я в очередной раз подумал о Ненн и Тноте. Живы ли они? Мне следовало остаться с ними до конца. Что теперь делать? Разве что отправить в ад как можно больше драджей. По меньшей мере двоих.
Эзабет стояла посреди зала – застывшая, молчаливая. Ее изуродованное, слишком гладкое, прекрасное лицо было мокрым от слез.
– Получается? – спросил я.
Она глянула на меня, сморгнула слезу.
– Кое-что я смогу. Но не знаю, хватит ли этого.
– Что угодно лучше, чем ничего, – утешил я.
Она подбежала ко мне, обвила руками. Несмотря на все, что случилось у нас, я чуть не отскочил. Не привык я к нежностям. Но все-таки я схватил ее, прижал к холодной стали нагрудника. Вряд ли оно было удобно, но что уж тут поделать?
Эзабет дрожала.
– Они идут, – сообщил я.
Эзабет отступила на шаг, утерлась ладонью.
– Помнишь тот случай в детстве, когда я упала с лошади?
– Помню. Ты повредила ногу.
– Я всего лишь порвала платье и ободрала колено, – лукаво улыбаясь, сказала Эзабет. – Моя нога была в порядке. Я просто хотела, чтобы ты помог мне идти. Я хотела, чтобы ты меня обнял.
– Я помню. Я был так рад тому, что ты упала. Я хотел обнять тебя.
– Спасибо за то, что обнял меня снова.
Драджи приближались. Их жужжащие голоса эхом раскатывались по коридору. Внизу, под нами, расчленяли их бога, вырезали сердце из призрачной груди. Безымянные отмахнутся от любого драджа, как от мухи, но они там, а мы здесь. На пути.
– Есть способ использовать фос, – сказала Эзабет. – Но ты должен кое-что сделать для меня. Их нужно задержать до тех пор, пока я не закончу приготовления. Ты сумеешь?
Я выпрямился, расправил плечи, тряхнул головой так, что хрустнули позвонки. И кивнул. Само собой, какие вопросы.
Эзабет подвела меня к выходу, выпроводила наружу.
– Они не должны войти. Не позволяй им.
– Что ты собираешься делать?
– То же самое, что и на Двенадцатой станции.
Тогда она использовала всего лишь ресурсы станции. Теперь в распоряжении Эзабет вся многолетняя работа мануфактур Дортмарка. Здесь достаточно силы, чтобы ободрать целый мир. Я вдруг вспомнил дымящийся, обугленный труп коменданта Двенадцатой. Эзабет направила отдачу на него, чтобы не поглотило ее саму, – и коменданта не стало. Я нахмурился.
– Рихальт, прощай, – сказала Эзабет. – Я люблю тебя.
– Что?
Эзабет нажала панель на стене. Дверь захлопнулась. Я ударил по панели на моей стороне – но дверь осталась на месте. Между мной и Эзабет возникла стена в полфута старого дуба.
– Нет! Эзабет, не делай этого! Эзабет! – орал я.
Потом мой крик превратился в бессловесный вой ярости, обиды, отчаяния.
– Не делай! – выл я, пиная дверь.
Столько пройти и вынести, так найти – и так потерять. Это неправильно. Несправедливо. Нечестно.
За спиной послышался шум. Я обернулся. По лестнице спускались драджи в черненых доспехах. Широкоплечие твари, руки в буграх мускулов, безносые лица с липкой серой кожей. Ко мне явились самые старые, сильнее всего изменившиеся вояки Дхьяранской империи. У первого – красные полоски на доспехах, на ногах и руках – молитвенные ленты такого же цвета. На меня уставились желтые зенки.
– Ты. Уходи. С дороги, – прохрипел он.
Изуродованная глотка с трудом справлялась с человеческой речью.
– А может, вам валить отсюда, а? – предложил я.
– Бог. Внизу.
– Ненадолго, – заверил я.
Бесстрастное лицо драджа вдруг перекосило от ярости, губы растянулись, показав двойной ряд остроконечных зубов. Драдж вытащил кривую саблю, занес двумя руками над головой и бросился на меня.
