И передал трубку.
– Ты хитрый бес, – сказал хуторянин без всякого «привет». – Ты притащил мне эту сирену. Думал, я выболтаю рецепт сыра? Дулю! Не на того напал!
– Оярс. Дорогой! Засунь себе свой рецепт куда хочешь! Я так рад, что ты выжил!
Связь прервалась.
Через неделю Том встретил Оярса на пристани. Больше некому. Молча доехали до хутора. Потом Оярс ушёл в дом, не произнеся ни слова.
Однако ж, на следующий день явился к дому Ларсена.
– Рецепт хочешь?
– Не хочу. Ничего больше не хочу.
– А я тебе всё равно его дам.
– Не понял?
– Дам тебе рецепт. А ты за это вернёшь Флор.
Том растерялся. Посмотрел на старика, не спятил ли. Но тот заговорил с последним пылом.
– Верни мне её! Ты можешь! Ты хитрый!
– Кого вернуть?
– Флор!
– Зачем?
– Люблю!
– Я дам телефон, если уговоришь, пойду свидетелем на свадьбу.
– Нет. Надо наверняка. Я с женщинами не умею. А ты можешь.
– Иди домой, Оярс. Будет с тебя страстей. Храни свой рецепт.
Старик надулся. Помолчал.
– Не приходи больше. Ещё раз тебя увижу – застрелю.
Паша
Продюсеры сообщили, заказчица хочет руководить напрямую. Её идеи, с её же слов, теряются в пути. Продюсеры пожелали Паше выдержки, умоляли держать себя в руках. Вскоре на мониторе появилась Тамара Ивановна. Её лицо по форме и площади точно совпало с экраном. Идеальный прямоугольник. Несимметричные горизонтальные прорези – глаза и рот. Селиванов не хотел бы быть губернатором Выдропужской области.
– Здравствуйте, дорогой Паша! Наконец-то мы увиделись! – сказала женщина.
– Очень, очень рад, – слукавил сценарист. Тамара Ивановна была щедра на похвалы. Ей нравился сценарий. Она тут смеялась и там смеялась, а вот в тех местах и этих не могла оторваться. «Не такая уж она и страшная», – подумал Паша.
– Только вот что. Лично мне мало любви. Для женщин это главное. А фильм – для женщин.
– Тамара Ивановна, любовь будет. В финале.
– Что же будет ДО финала?
– Развитие отношений. Их предчувствие. Неясное томление. Намёки.
– Вы, Паша, ещё молоды. Вам намёки может быть и заменяют чувства, а зрителю надо здесь и сейчас. Зритель не хочет ждать. Зритель знает, за что деньги платит.
Заказчица шевельнула тем местом, где у других людей брови.
– Тамара Ивановна. Есть законы драматургии. Любовь должна созреть. Это наивысшая точка. Развязка, кульминация. Если у нас развязка в середине, что же мы будем делать дальше?
– Я вижу, вы меня не слышите, – сказала Тамара Ивановна внезапным баритоном. В Выдропужске, наверное, от этого голоса седеют. Губернаторша продолжила.
– Дальше будет ещё любовь. Чтоб вы знали, это чувство бесконечно. Жду от вас соответствующие решения.
И отключилась. В чиновничьей семиотике это значит – «знай своё место». По Гоголю – щелкопёр, бумагомарака.
С обычными продюсерами тоже не просто. Но их претензии как-то понятней. И ещё, они сами предлагают ходы. Например:
«Арка персонажа плохо выгнута. А что, если герой в конце застрелится?»
Или:
«Во втором акте нет развязки. Пусть героиня родит, что ли».
Или:
«Мотив для убийства недостаточен. Пусть наша бабушка будет не просто богата, но и врежется на “бентли” в остановку. И сбежит безнаказанной!»
Такие идеи просты и понятны.
Тамара же Ивановна хочет неясно чего, непонятно зачем. Ещё спрашивает, – а во что они одеты? Не слушая ответа (одевать – работа художника по костюмам), Тамара Ивановна стала диктовать. Зачитывала с трогательного листика.
«На Анне должны быть строгая чёрная юбка выше колена, белая блузка, рукав «три четверти», свободный, воротничок с оторочкой, маленькое жабо, сантиметр. Не больше. Теперь туфли…»
Селиванов дождался конца тарабарщины, пообещал всё сшить самолично. Тамара Ивановна посуровела, но тут же простила, стала требовать любви. Герои должны встретиться в интимной обстановке и понять, что созданы друг для друга.
Внутренне звеня от злости, Паша сел писать любовь.
Иногда Анна звала соседа на помощь. По меркам острова Анна настоящая красавица. Мужчины таким помогают за удовольствие попялиться в спину. Принято говорить «в спину», хотя глядят, конечно же, ниже. Анна могла бы вовсе не платить. Но избегала пересудов. Каждый раз совала Тому по монетке. Пусть не думает, будто она видит в нём мужчину. Он для неё просто носитель мужских рук. К тому же пьющий. Пойман не был, но место жительства и костюм соответствуют.
Анна даже говорила с соседом как с возможным дебилом – простыми словами и членораздельно. Пока не выяснила вдруг, что он знает слово «пропедевтика». Ещё он процитировал Андре Моруа, наблюдая, как четыре деревенских кобеля ухаживают за дворняжкой. Сосед сказал тогда: «В любви нас привлекает то, что нравится другим». Ещё он бил молотком себе по пальцам, как настоящий рукожопый интеллигент. В общем, не простая, интересная личность. Желая разузнать побольше, Анна устроила обед на двоих. Никаких изысков. Ей хотелось выглядеть простой и домовитой. Ещё она подумала, что слишком много думает о том, что подумает сосед.
Котлеты приготовила из индюшки. Свиные жирно, куриные простовато. Для салата купила квашеной капусты, замешала с луком, сахаром и маслом. Перетёрла свеклу с майонезом, чесноком и грецкими орехами. Вышло вполне по-деревенски. Гарнир – картофельное пюре со сливочным маслом и укропом. Такое меню хорошо должно влиять на мужскую искренность. Заметьте, никаких «гратен дефинуа» или «галантинов». Однако ж, три часа провозилась. Потом позвонила, попросила наколоть дров. Сосед с утра в хорошем настроении.
– А вчерашние что, не годятся? Дрова по характеру скорей вино, чем булочки. С возрастом только лучше.
– Вчерашних мало. А я хочу побольше, впрок. Мне так спокойнее.
Пока мужик колол дрова, женщина расстелила скатерть, расставила тарелки. Том из вежливости отказывался трижды. Уверял, что позавтракал плотно.
– Вы что, стесняетесь?
Конечно, он стал доказывать, что не стесняется. Проявил прекрасный аппетит. Анна спросила, что он ел на завтрак. Она обожала лёгкую иронию.
– Кофе и бутерброд.
– То есть ничего. Зачем же кокетничали?
– Из страха привыкнуть. К хорошей еде привязываешься душой, а потом ломка.
