Селиванов увлекался, забывал, для чего пишет. Не помнил, что настоящая Анна живёт напротив. Встречая соседку на лестнице, терялся. Но каждый раз снова влюблялся и бежал домой к клавиатуре. В выдуманном мире Селиванов мог с ней даже заигрывать.
По законам драматургии в третьей части наступает кризис-кризис. А когда герои из него выберутся, с огромным трудом, когда забрезжит счастливый финал – всё снова рушится. Становится ещё хуже. Хотя, казалось бы, куда уж. Убитый злодей возрождается и нажимает кнопку «взорвать всех». В любовных романах жених с невестой оказываются братом и сестрой, всё пропало, семьсот страниц насмарку.
У сценаристов эта часть называется «Точка Хуже Некуда». ТХН, сокращённо. Паша неделю готовился. Сочинял что-то необычное. И наворожил. Точка Хуже Некуда случилась с ним самим. Тамара Ивановна вдруг перестала выходить на связь. А Паша уже привык к ней. Даже скучал без глазок-прорезей и суперподбородка. После нескольких дней томительного неведения объявились продюсеры. Тимур и Володя. Снова с траурными лицами. Они по-прежнему говорили каноном, подхватывая слова на лету.
– Такое дело, Паша. Наш губернатор попался на взятке. Сейчас это модно. Не хочешь с нами в Таиланд?
– А как же сценарий?
– Кина не будет. Тамара Ивановна поехала грустить куда-то в Индонезию.
– Значит, конец?
– Увы. Но ты не расстраивайся, будут другие проекты.
– Да ну что вы. Я профессионал. Расстраивают только первые пятьдесят отказов. Потом понимаешь, работа такая.
– Вот и молодец, – сказали продюсеры. Они были благодарны за неслучившуюся истерику. Ярость сценариста не знает границ, когда его никто не видит. Однажды Селиванов пырнул вилкой подушку. Но с продюсерами он всегда улыбчив и бодр. Паша повторил, что ничуть не расстроен. Даже рад, потому что есть у него работа поинтересней. Но лишь окончив разговор, достал бутыль бальзама и всю её выкушал. Герои его произведений всегда так поступают в знак печали.
Дальнейшие события Селиванов помнит в чёрно-белом цвете и с провалами. Он пошёл к соседке. Ему захотелось сказать многое. Зачем, например, она бегала в трусах? Из-за неё он стал писать любовь на основе реальных фантазий. Потом несколько логических ходов пропущено, но результат такой: Паша несчастный, а она там в своих трусах.
Он звонил в дверь. Хотел добиться правды здесь и сейчас. Открыл незнакомый мужчина. Паша велел мужчине удалиться, потому что кто он такой вообще. Его в сценарии нету. И попытался пройти вперёд. Мужчина вытолкнул Селиванова и как-то хитро ударил. Паша упал. «Надо же, настоящая драка с моим участием», – подумал он. Драться оказалось не так уж больно и даже весело. Возможно даже, зря он столько лет избегал подозрительных компаний в тёмных переулках. Паша чувствовал, что может убить соперника с одного удара. Нужно только подняться и ловко подскочить. Почти всё так и вышло, только враг ударил первым. Была вспышка, потом во всём мире погас свет. Вечер встреч и откровений закончился.
Проснулся в своей постели, одетый в домашнее. Левая половина лица была тяжелей, чем правая. Веко нависало, закрывая обзор. Видимо, мужчина всё-таки победил. Паша повернулся на спину и застонал. Встать целиком получится только к обеду. Послышались шаги, в комнату вошла Анна. Ради неё Селиванов сразу сел, несмотря на смертельную опасность резких движений.
– Привет! Как ваша голова?
Анна села прямо на постель, поглядела участливо. Паша не понял вопроса. Он вообще ничего не понимал.
– Какая голова?
Анна указала пальцем на лоб Селиванова.
– А у вас их сколько? Давайте обсудим эту, потом расскажете об остальных.
– Сейчас я хотел бы себе другую голову.
– Вы помните вчерашнее?
– Я хотел зайти к вам в гости.
– А кто первый стал драться?
– Вообще-то этот, ваш. Не знаю имени. Мы не успели познакомиться.
– Я так и подумала.
– А он что, сказал, что это я напал? Как Польша на Германию?
Анна пожала плечами.
– А где он сейчас? Тоже прячется у меня на кухне?
– Отправила домой.
– Вы поссорились из-за меня? Как это правильно!
– Не из-за вас, из-за его вспыльчивости и ревности.
– Мириться будете?
– Ещё не решила. А вы зачем приходили?
– Уже не важно.
– Но помните, как приходили?
– Это да. Мой визит прямо врезался в память.
– Вас тошнит?
– Нет. Но есть некое чувство неопределённости…
Анна проверила Пашин пульс, надавила пальцем там и тут, сказала – «хорошо».
– Что ж хорошего?
– Если у вас и сотрясение, то лёгкое. Первая степень.
– Вы врач?
– Зубной. Но могу определить, что угрозы здоровью нет.
– Вы осмотрели мои пломбы, пока я спал?
– Пока вы спали, я тоже спала. Вот тут, в кресле.
– Всю ночь со мной? Может, я не всё помню? Мы вчера случайно не поженились?
– Нет. Вас втащили на кровать, положили на бок. Я укрыла вас одеялом и несколько раз проверяла пульс. Такая форма близости ни к чему вас не обязывает.
Паша вздохнул. Он был не прочь завести обязательства.
– Что же теперь?
– Теперь вам пять дней лежать.
– А вы?
– Мне лежать не надо. Но я буду за вами ухаживать.
– Потому что я хороший?
– Вы будете хороший, если согласитесь не жаловаться на моего знакомого. Могу я вас об этом попросить?
Паша изобразил тяжкие раздумья. Потом сказал.
– За пять дней ваших ухаживаний я согласен ещё четыре раза по морде получить.
– Договорились.
– Не-не-не!
– Шучу. Никакого дополнительного мордобоя. Только куриные супчики и валериана.
Свойство счастливого времени: рассказывать о нём нечего. Пять дней Паша пролежал на боку, воображая себя мужем красавицы. Потом он будет ругать себя. Нужно было включить мужика, отбирать картошку и ножик, водить Анну в интересные походы. Из полезного – Паша рассказал о работе. Он сценарист, довольно известный. Изящно уйдя от перечисления фильмов, Паша рассказал, с какими актёрами знаком. Звучало так, будто многие звёзды кино считают Селиванова талантливым, а некоторые звонят в пьяном виде. Это не что иное, как дружба. Паша несколько раз сетовал на этот простой в работе. Анна вынуждена была спросить, что же такое Паша пишет теперь.
Селиванов кокетливо назвал сценарий пустячком. Задумывался как боевик, но любовная линия главных героев такая сильная оказалась, что теперь это лирический фильм о современной провинции. Звучит неярко. Феллини тоже в устных пересказах звучит невыразительно, и всё равно он Феллини.
