Ирод глубоко скорбел по поводу внезапной кончины шурина, с которым связывал надежду на осуществление многих из своих задуманных преобразований. Смерть Аристовула, казалось ему, разом перечеркнула все. Иродом овладела апатия и он стал даже подумывать о смерти. Единственное, что его еще удерживало на земле, это Мариамна, из-за гибели брата раньше времени освободившаяся от бремени и родившая дочь. На кого он оставит жену и детей и что станется с ними со всеми? Чтобы не дать себе окончательно пасть духом, Ирод вплотную занялся организацией похорон шурина. Обычно помогавшая ему во всем Саломия на этот раз оказалась в стороне – сестра, как и Мариамна, тоже родила дочь. Ироду одному пришлось заниматься всеми вопросами, связанными с похоронами. Он решил проводить шурина в последний путь не как первосвященника, а как солдата, мужественно оборонявшего в Масаде семью Ирода. Одежды первосвященника, пошитые специально для Аристовула, были переданы возвращенному на прежнюю должность Ананилу, а мертвый Аристовул облачен в доспехи. Не удовлетворившись этим, он приказал положить в гроб с телом юноши множество драгоценностей, да и самый гроб, сделанный из ливанского кедра, искусно украсить работами лучших ювелиров Иудеи. Лишь после этого гроб, обильно окуренный Ананилом бальзамом, был выставлен в Храме для прощания народа со своим воином, пробывшим в звании первосвященника всего один год.
4
Александра была убеждена, что гибель ее сына целиком и полностью лежит на совести Ирода и что следующей его жертвой станет она. Не надеясь больше на Клеопатру, которая – это не прошло мимо ее внимания – была влюблена в Ирода, она написала письмо Антонию, обвинив зятя во всех смертных грехах. «Несправедливо, – писала она, – что человек, получивший из твоих рук царскую власть без малейших на то оснований, использует эту власть для совершения преступлений против тех, кому эта власть принадлежит по самому своему рождению. Особая гнусность преступления Ирода состоит в том, – продолжала Александра, – что со смертью моего мальчика, не успевшего жениться и оставить после себя наследника, оборвался род Хасмонеев-Маккавеев, и за то я прошу тебя, великий Марк Антоний, покарать Ирода со всей строгостью во имя торжества справедливости».
Антоний не заставил Александру долго ждать с ответом. В Иерусалим прибыл с отрядом кавалеристов уже успевший осточертеть Ироду Афенион, который доставил два письма: одно от Клеопатры на имя Александры с выражением соболезнования по поводу постигшего ее горя, второе от Антония, адресованное Ироду. Антоний потребовал, чтобы тот незамедлительно явился в Александрию и лично отчитался во всех деталях гибели Аристовула. «Если окажется, – писал он, – что смерть первосвященника не роковая случайность, а преднамеренное убийство, совершенное по твоему приказу, то приготовься к суровому наказанию».
– Я арестован? – спросил Ирод евнуха.
– Пока нет, – ответил тот.
– Сколько времени мне дается на сборы?
– Ровно столько, сколько требуется моим людям для отдыха. Выезжаем завтра с восходом солнца.
Не зная за собой никакой вины за случившееся, Ирод отправился попрощаться с Мариамной. Та, однако, отказалась принять его. Тогда Ирод пошел к Иосифу, которого застал у Саломии. Еще на подступах к ее покоям Ирод услышал голос сестры: «Если бы не мой брат, я бы никогда не согласилась стать твоей женой. Теперь, когда я родила тебе дочь, не смей больше показываться мне на глаза, урод! Я тебя ненавижу!»
Ирод без стука распахнул дверь и, войдя в покои Саломии, попросил ее удалиться.
– Мне необходимо поговорить с твоим мужем, – сказал он.
– Он мне больше не муж! – выкрикнула Саломия.
– Оставь нас одних, – повторил Ирод.
Саломия, подхватив на руки дочь, выбежала из спальни.
Иосиф виновато смотрел на Ирода.
– Пустое, – сказал Ирод. – Не обращай на нее внимания. Мы, наследники Антипатра, все такие: сгоряча можем наговорить массу обидных слов, но быстро отходим. Главное, что ты любишь Саломию, а все остальное не имеет значения. – Помешкав, добавил: – Твоя, как, впрочем, и моя беда состоит в том, что ты любишь мою сестру так же пылко, как я люблю Мариамну.
Наступила долгая пауза, во время которой Ирод рассеянно оглядывал спальню Саломии, в которой никогда прежде не был. «Удивительно, – подумал он, – как много могут рассказать о человеке вещи, которые его окружают».
– Зачем я сюда пришел? – спросил Ирод, продолжая рассматривать комнату сестры, обставленную с той роскошью, которая призвана поразить воображение прежде всего посторонних, которым открыт сюда доступ. «У нее явно есть кто-то, кого она тайно принимает, – подумал он. – И этот кто-то не ее муж. В таком случае, кто?» Мысль, внезапно пришедшая на ум и столь же внезапно улетучившаяся, вернула Ирода к действительности. – Вспомнил, – сказал он, усаживаясь на постель сестры. – Я хочу попросить тебя об одной услуге.
– Слушаю тебя, – сказал Иосиф, продолжая оставаться на ногах, как если бы чувствовал себя в спальне Саломии гостем.
– Видишь ли… – Ирод трудно подбирал нужные слова. – Ты знаешь, как дорога мне Мариамна. Она для меня всё и даже сверх того. Она… – Ирод пощелкал пальцами. – Она для меня как солнце, как воздух, как вода… – Произнеся слово «вода», Ирод вспомнил о нелепой гибели Аристовула и поморщился от неуместности сравнения Мариамны с водой. – Я хочу сказать, что Мариамна для меня то же, что жизнь. Завтра я по требованию Антония отправляюсь в Александрию. Скорей всего, назад я больше не вернусь. То есть, я хочу сказать, не вернусь живым.
Брови Иосифа вскинулись, что не осталось незамеченным со стороны Ирода. Иосиф хотел что-то возразить, но Ирод жестом приказал ему молчать.
– Не перебивай меня, – сказал он и повторил: – Да, скорей всего, я не вернусь из Александрии живым. Но смерть не страшит меня. Меня страшит другое: что станется с Мариамной?
– И с Дорис, – осторожно вставил Иосиф.
Ирод нахмурился и грубо произнес:
– Мне наплевать на то, что станется с Дорис. Она меня не интересует. Пусть делает, что хочет: продолжает жить одна или выйдет за кого-нибудь замуж, а если не то и не другое, то лишится, наконец, хоть на время своего немереного аппетита… Нет, аппетита она, пожалуй, не лишится, – поправил себя Ирод. – Эта женщина годится только для одного: жевать, бесконечно жевать, без устали перемалывать любую пищу, какая только попадется ей на глаза… – Помолчав, он продолжил прежним тоном: – Даже мертвый, я не смирюсь с потерей Мариамны. Даже мертвый! – повторил он. – Я и после моей смерти не найду покоя, если буду знать, что Мариамна сойдется с кем-нибудь еще, кроме меня. Ни найду покоя до тех пор, пока Мариамна снова не станет моей на этом или другом свете. Сегодня она отказалась видеть меня. Это ее право. Но и у меня, пока я еще жив, тоже есть право. Право на ее целомудрие. Вот я и хочу попросить тебя, Иосиф: как только тебе станет известно, что меня больше нет в живых, убей Мариамну. Этим ты окажешь мне последнюю услугу: ты снова соединишь меня с моей женой. И когда она вслед за мной сойдет во гроб, я приду к ней и скажу: «Встань, возлюбленная моя, прекрасная моя, выйди!»
[246]И моя прекрасная возлюбленная выйдет, и мы отправимся с нею к Предвечному, и Предвечный соединит наши руки и благословит на жизнь вечную…
