О печальном исходе войны между Антонием и Октавием Ирод узнал из письма Ревекки. Это было последнее донесение женщины, которая, прожив всю жизнь на чужбине, продолжала любить свою родину и делала все от нее зависящее, рискуя при этом собственной жизнью, для ее блага. О дальнейшей ее судьбе нам ничего не известно.
Оплакав поражение Антония, Ирод совершил несколько шагов кряду, которые были расценены евреями как стремление Ирода ценой страшных преступлений выслужиться перед Октавием, оказавшимся более удачливым соперником за высший пост в государстве, а историками как тщательно продуманное предательство своего друга ради сохранения за собой царского сана. Обе эти оценки представляются мне ошибочными. Если поступки Ирода, совершенные на завершающем этапе войны между Антонием и Октавием, действительно могут быть расценены как не имеющие оправдания злодеяния, то свидетельствуют они скорее о пагубности влияния на человека власти, который, достигнув ее вершин, превращается из вершителя истории в ее заложника.
Я не прошу читателя о снисхождении к Ироду, которого его биограф Николай Дамасский, а следом за ним Иосиф Флавий назвали
человеком крайне несчастным; я прошу моего читателя лишь об одном: знакомясь с общеизвестными фактами из жизни Ирода, задуматься над вопросом, почему имя этого царя вошло в мировую историю с добавлением
Великий.
Глава седьмая
ПОКАЯНИЕ
1
Итак, Ироду стало известно, что война между Антонием и Октавием закончилась поражением Антония. Судьба Клеопатры его мало интересовала, если вообще интересовала. Знакомство с этой женщиной не принесло ему ничего, кроме неприятностей. И потому ему было безразлично, жива ли еще эта интриганка или погибла вместе с Антонием.
Сегодня, с дистанции в две с лишним тысячи лет, многое видится не в том свете, в каком оно представлялось свидетелям и участникам событий того далекого времени. Ирод оказался в одиночестве. Властители не только соседних стран, но и его ближайшее окружение было убеждено, что дни царя Иудеи сочтены. Октавий не простит ему его дружбы с Антонием и готовность поддержать все его начинания. По стране снова, как в дни, последовавшие после гибели первосвященника Аристовула, поползли слухи о скором приходе к власти в Иудее нового монарха. Большинство склонялось к мнению, что на этот раз Октавий позаботится о том, чтобы новым царем Иудеи стал еврей, а не очередной пришелец, который не знает и не может знать души иудеев, поскольку сам не еврей.
На улицах, на рынках, в лавках и мастерских только и было разговоров, на ком именно остановит свой выбор Октавий. Вновь подняли голову усмиренные было Иродом зилоты, которые говорили, что лучшим выходом для Иудеи окажется отказ от любого царя, будь то еврей или нееврей. Им возражали саддукеи, говоря, что времена судей, когда каждый делал то, что казалось ему справедливым, безвозвратно миновали, и отсутствие царя в Иудее обернется тем, что страна превратится в шеол
[254]. Странным образом саддукеев поддержали их вечные оппоненты фарисеи. В синагогах они говорили, что отказ от царя ввергнет иудеев в геенну огненную
[255], в пламени которой погибнет весь избранный Предвечным народ. Возникли споры: что хуже, оказаться в шеоле или быть заживо поглощенными гееной огненной? В конце концов все решили, что на первое время лучшего нового царя Иудеи, чем престарелый Гиркан, нельзя себе и представить, а там, после свержения и казни Ирода, станет видно, кем заменить Гиркана, который в силу уродства, нанесенного ему Антигоном, не может занимать никаких важных государственных постов в Иудее.
