После всех этих многочисленных строений Ирод начал простирать свою княжескую щедрость также и на заграничные города. В Триполисе, Дамаске и Птолемаиде он устроил гимнасии; Библ получил городскую стену; Берит и Тир – колоннады, галереи, храмы и рынки; Сидон и Дамаск – театры; морской город Лаодикея – водопровод, Аскалон – прекрасные купальни, колодцы и, кроме того, колоннады, вызывавшие удивление своей величиной и отделкой; другим он подарил священные рощи и луга. Многие города получили от него даже поля и нивы, как будто они принадлежали его царству. В пользу гимнасиев иных городов он отпускал годовые или постоянные суммы, обусловливая их, как, например, в Косе, назначением в этих гимнасиях на вечные времена состязательных игр с призами. Сверх всего этого он всем нуждающимся раздавал даром хлеб. Родосцам он неоднократно и при различных обстоятельствах давал деньги на вооружение их флота. Сгоревший пифийский храм он еще роскошнее отстроил на собственные средства. Должно ли еще упомянуть о подарках, сделанных им ликийцам или самосцам, или о той расточительной щедрости, с которой он удовлетворял самые разнообразные нужды всей Иоппии? Разве Афины и Лакедемония, Никополис и Мизийский Пергам не переполнены дарами Ирода? Не он ли вымостил в Сирийской Антиохии болотистую улицу, длиной в 20 стадий, гладким мрамором, украсив ее для защиты от дождя столь же длинной колоннадой?
Можно, однако, возразить, что все эти дары имели значение лишь для тех народов, которые ими воспользовались. Но то, что он сделал для жителей Элиды, было благодеянием не для одной Эллады, а для всего мира, куда только проникла слава Олимпийских игр. Когда он увидел, что эти игры, вследствие недостатка в деньгах, пришли в упадок и вместе с ними исчезал последний памятник древней Эллады, Ирод в год олимпиады, с которым совпала его поездка в Рим, сам выступил судьей на играх и указал источники дохода на будущие времена, чем и увековечил свою память как судьи на состязаниях. Я никогда не приду к концу, если захочу рассказать о всех случаях сложения им долгов и податей; примером могут служить Фазаелида и Валанея, а также города на киликийской границе, которым он доставлял облегчение в ежегодных податях. В большинстве случаев его щедрость не допускала даже подозрения в том, что, оказывая чужим городам больше благодеяний, чем их собственные властители, он преследует этим какие-либо задние цели.
Телосложение его соответствовало его духу. Он с ранней молодости был превосходным охотником, и этим он в особенности был обязан своей ловкости и верховой езде. Однажды он в один день убил сорок животных (тамошняя стороны воспитывает, между прочим, диких свиней; но особенно изобилует она оленями и дикими ослами). Как воин Ирод был непобедим; также и на турнирах многие страшились его, потому что они видели, как ровно он бросает свое копье и как метко попадает его стрела. При всех этих телесных и душевных качествах ему покровительствовало и счастье: редко когда он имел неудачу в войне, а самые поражения его являлись всегда следствием или измены известных лиц, или необдуманности его солдат».
Описание это и эта характеристика Ирода как строителя, воина и человека, мало согласуется с устоявшимся представлением о нем, как об изверге, лишь по недоразумению удостоившимся титула Великий.
3
Однако главным делом всей жизни Ирода, обессмертившим его имя, стало возведение нового Храма в Иерусалиме на месте полностью сгоревшего полутысячелетим ранее Храма Соломона. Но как раз это главное дело Ирода встретило активное противодействие со стороны евреев: они опасались, что царь уничтожит старый Храм
[309]прежде, чем сможет построить на его месте новый. Ирод поспешил успокоить соотечественников, заверив их, что снесет старый храм не ранее, чем у него будет все подготовлено для сооружения нового святилища. И он не обманул соотечественников: прежде, чем приступить к строительству главного своего сооружения, Ирод заготовил тысячу телег для перевозки камней, нанял десять тысяч самых опытных строителей, приобрел для тысячи священников новые одеяния и обучил часть из них плотничьему делу, а другую строительному искусству, предполагая доверить этой части священнослужителей возведение тех помещений храма, куда доступ мирянам был запрещен. После этого он созвал в Иерусалим народ со всех концов Иудеи и обратился к ним со следующим словом:
– Сограждане! Говорить обо всем, что сделано мною во время моего царствования, я теперь считаю излишним; впрочем, все это я сделал не столько для своей собственной славы, сколько в видах вашей же личной безопасности. И вот, после того как я не забывал о вас в многоразличных и крайних бедствиях и при сооружении разных построек думал менее о себе, чем о вашем благе, я полагаю, что мне с помощью и по желанию Предвечного удалось довести вас до такого цветущего благосостояния, которого раньше не достигал народ иудейский…
Был конец дня. Солнце клонилось к горизонту. Ирод стоял спиной к солнцу и лицом к народу. Тень от него, постепенно увеличиваясь, медленно ползла по площади и к концу его выступления достигла народа. Ироду показалось знаменательным, что эта тень легла на его подданных и, продолжая удлиняться, поползла по их головам. «Что бы это могло значить? – мелькнуло в мозгу Ирода, и тут же откликнулось ответом: – Мой храм освятит народ иудейский новой верой!» Ирод на минуту смутился таким ответом. «Какой новой верой? – спросил он себя. – Разве прежняя вера исчерпала себя? Неужто прав ессей Менахем, который полагает, что грядет полнота времени и Предвечный станет судить концы земли, а царю Своему даст крепость и вознесет рог помазанника Своего? Кто этот царь и кто помазанник Предвечного?»
Ирод помотал головой, как бы отгоняя от себя неуместные в разговоре с народом мысли, и, набрав в грудь побольше воздуха, зычно продолжал:
– Поэтому мне кажется теперь лишним говорить здесь вам, кто это сам прекрасно знает, о том, что я сделал для страны, сколько городов мы воздвигли в стране и вновь присоединенных к ней владениях, чем отличнейшим образом мы сами возвысились; здесь я хочу указать лишь на то, сколько поднимет наше благочестие и прославит нас то сооружение, приступить к которому я теперь имею в виду. Этот храм построили в честь Всесильного Бога наши отцы по возвращении из Вавилона; но ему не достает целых шестидесяти локтей в вышину, чтобы сравняться с древним Соломоновым храмом. Но пусть никто не вздумает при этом случае обвинять предков наших в недостатке благочестия. Они сами имели в виду соорудить его в должных размерах, но меры были тут предписаны им Киром и Дарием Гистаспом, которым и потомкам которых были подвластны наши предки, равно как впоследствии они были подчинены македонянам. Поэтому они не имели возможности построить храм такой высоты, какой бы требовали его прототип и их собственное благочестие. А так как я теперь, по милости Божьей, правлю самостоятельно, наслаждаюсь полным миром, у меня много денег и большие доходы, а, главным образом, так как к нам расположены и дружелюбны римляне, эти властители всего, как говорится, мира, то я попытаюсь исправить ошибку прежних времен, объясняющуюся стесненным положением зависимых людей, и воздам Предвечному дань благочестия за все те благодеяния, которыми Он осыпал меня во время этого моего царствования…
