И еще одна особенность римлян, на которую Ирод обратил внимание в ходе своего первого приезда сюда, неприятно поразила его: всеобщая погоня за богатством. В Иудее тоже было немало таких людей, особенно в священнической среде, для кого деньги стали главным смыслом существования. Собственно, эта страсть к богатству и привела к расслоению иудаизма на секты, из которых самыми могущественными стали саддукеи и фарисеи, по сравнению с которыми ессеи с их полным безразличием к богатству выглядели беспорочными агнцами. В Риме же страсть к накопительству превзошла все разумные пределы. Нет, в этой столице мира золото еще не стало божеством, которому возводятся храмы и сооружаются алтари, но звонкая монета уже превратилась в страсть, которая захватила всех. Эта-то жажда богатства, заметил Ирод, и была главной причиной неуемной суетни римлян с самого раннего утра, поскольку стремление во что бы то ни стало разбогатеть стало считаться высшим и единственным благом, от которого зависело все остальное: сан и положение в обществе, почет и уважение. То, что открылось в Риме Ироду и что заставит его позже приблизить к себе ессеев, неприятно поразит и Плиния Старшего
[334], который напишет: «Погибло все то, что придавало жизни настоящую ценность и значение, и унижение стало главным средством к повышению. Каждый по-своему, но желания и стремления всех направлены на одну и ту же цель – на богатство. Даже лучшие люди, и те в большинстве случаев оказывают больше почета чужим порокам, чем собственным добродетелям».
Но чтó давало людям богатство, почему оно одинаково развращающе действует как на имущих, так и на неимущих? Сколько ни задавал себе этот вопрос Ирод, ответ находился один и тот же: чтобы в беспечности и праздности провести свою жизнь. Никаких иных разумных причин стремления во что бы то ни стало разбогатеть Ирод не видел. Чем больше у человека денег, тем больше у него оснований ничего не делать и жить в свое удовольствие. В этом отношении Ирод нашел полное понимание со стороны Октавия. Однажды Ирод увидел Октавия подле своего дворца стоящим с протянутой рукой, просящим милостыню у прохожих. Потрясенный Ирод спросил, зачем он это делает? Октавий ответил:
– Затем, чтобы показать римлянам: денег никогда не бывает много. Сколько их не имей, всегда оказывается, что их мало и хочется иметь больше. Даже если представить себе, что все богатства мира сосредоточились в одних руках и ни у кого больше не осталось за душой ни гроша, то и тогда окажется, что этих богатств все же мало и хочется завладеть еще бóльшим.
6
Слова эти объяснили Ироду, почему Октавий так упорно отказывается от предлагаемого ему титула императора и стремится сохранить республику. Но не только. При всем несходстве масштабов деятельности Октавия и Ирода, при всей разности задач, стоявших перед каждым из них в отдельности – первый правил половиной мира, второй крошечной в сравнении с Римской державо й страной, – Ирод обнаружил внутреннее несходство между собой и Октавием, и это внутреннее несходство оказалось куда как более значимым не только для каждого из них в отдельности (Август вошел в историю как один из самых удачливых политиков, создавший первую в мире империю и удостоившийся после смерти титула Божественного, тогда как Ирод вошел в историю как злобный тиран и детоубийца, а имя его стало синонимом человеконенавистничества), но и для всех последующих веков.
В то время, когда сыновья Ирода в сопровождении Николая Дамасского продолжали знакомство с Римом, отдавая предпочтение всем видам его бесчисленных зрелищ боям гладиаторов
[335], сам Ирод старался проводить время в обществе Октавия, внимательно наблюдая за ним и сравнивая себя с ним. Октавий верил в свое божественное происхождение и считал своим подлинным отцом Аполлона
[336]. Ирод никогда не обольщался на счет своего происхождения, знал, что все его предки были простолюдинами, как знал он и то, что царем Иудеи стал во многом случайному стечению обстоятельств. Октавий пользовался неизменной любовью не только граждан Рима, но и провинций: имя отца народа было поднесено ему всеми римлянами и жителями провинций, некоторые города день, когда он впервые посетил их, сделали началом нового года, во многих странах воздвигались в его честь храмы и алтари, дружественные ему цари основывали в своих царствах города, называя их Цезарея, или Кесария, и часто, сняв с себя все царские регалии и облачившись в простые тоги, прибывали в Рим, чтобы прислуживать ему не только в столице, но и сопровождать в поездках по провинциям
[337].
