– Советую тебе в твоих же интересах покончить любовные отношения со своей рабыней, – сказал он Фероре, – и прекратить оскорбительное для твоего брата поведение. Постыдно в угоду рабыне лишать себя расположения со стороны царя.
– Не забывай, что та, кого ты называешь моей рабыней, является матерью моего сына, – ответил министру Ферора.
– У тебя будет множество законных сыновей, если ты изберешь себе в жены свободную женщину, – сказал Птолемей.
Как-то вечером, когда вся семья собралась на ужин за одним столом, Ирод предложил Фероре взять в жены свою младшую дочь-красавицу Киприду от Мариамны, вступившую в брачный возраст. Поскольку предложение это было сделано в присутствии самой Киприды и ее старших братьев Александра и Аристовула, Ферора не посмел отказаться и попросил назначить ему тридцатидневный срок, чтобы он успел подготовиться к свадьбе.
– Согласна ли ты, Киприда, подождать тридцать дней? – спросил Ирод дочь. Та зарделась от слов отца, которые явились для нее, как и для всех присутствующих за столом, полной неожиданностью, опустила свои огромные, унаследованные от матери синие глаза, и тихо произнесла:
– Согласна.
Довольный таким ответом Ирод поднял кубок с вином и провозгласил тост:
– Предлагаю выпить за здоровье жениха и невесты!
7
На следующий день Ирод в ознаменование помолвки своих брата и дочери решил принести в жертву благодарения огромного трехлетнего быка. В торжественной обстановке слуги, сдерживая могучее животное веревкой, продетой сквозь кольцо в его ноздрях, подвели жертву к алтарю, на котором уже полыхало высокое пламя. Первосвященник и тесть Ирода Симон стал читать молитву. Собравшиеся в Храме многочисленные родственники Ирода и иерусалимцы, которым стало известно о предстоящей через тридцать дней свадьбе брата царя Фероры и юной принцессы Киприды, в радостном предвкушении ожидали, когда Симон, закончив чтение молитвы, возьмет в руки поданный ему нож и перережет огромному быку горло. Кровью жертвы он окропит алтарь, отделит для себя от туши, как того требует традиция, грудь и правое бедро, а остальное мясо съедят в тот же день жертвователь со своими родственниками, друзьями и всем присутствующим в храме народом. Случилось, однако, непредвиденное: то ли от того, что слуги подвели слишком близко к пылающему на алтаре огню, то ли по какой другой причине, но бык неожиданным сильным рывком головы отбросил удерживающих его слуг и поддел на острые рога Симона. Пронзив его, он сбросил первосвященника на мраморные плиты двора и стал топтать его ногами. Случившиеся рядом люди, включая Ферору, бросились спасать Симона. Но все их усилия оттащить на безопасное расстояние взбесившееся животное и привести в чувства пронзенного острыми, как пики, рогами Симона оказались тщетными: он был мертв. Ферора, с перепачканными кровью первосвященника руками и одеждой, растерянно оглядывал себя. Не дождавшись, чем закончится эта внезапно разыгравшаяся трагедия, от покинул Храмовый двор и безвылазно провел все тридцать дней, выговоренных у Ирода для подготовки к свадьбе, в доме отца со своей рабыней-италийкой. Он не пришел даже на похороны Симона, что, впрочем, простилось ему: все понимали, какое потрясение пережил брат царя, когда вместо жертвы благодарения по случаю его помолвки с Кипридой оказалась пролитой кровь первосвященника.
По случаю смерти Симона в стране был объявлен семидневный траур, в течение которого Ирод неотлучно находился рядом со своей убитой горем женой и дочерью первосвященника Мариамной-второй. Он был рядом с нею и по истечении семи дней, когда к нему пришла депутация священников и потребовала назначить им нового первосвященника и главу синедриона.
– Выберите сами из своей среды нового первосвященника, – сказал им Ирод, обнимая голову неутешной жены, у которой уже не осталось слез, чтобы и дальше оплакивать несчастного отца.
Священников такое повеление царя не устроило.
– Каждый из нас достоин того, чтобы стать первосвященником, – заявили они. – Недостойно нашего сана вносить в свою среду зависть, отдавая предпочтение одному из нас.
Ирод оглядел депутацию, толпившуюся перед ним, и взгляд его остановился на самом молодом из них.
– Назови себя, – приказал он.
– Матфий, сын Феофила, – поклонившись, ответил молодой священник. – Народ почитает меня, как и каждого из нас, присутствующих здесь, опытным знатоком законов, данных нам через Моисея Предвечным.
– К какой партии ты принадлежишь – партии саддукеев или фарисеев? – спросил Ирод.
– К партии фарисеев, поскольку одни только фарисеи верой и правдой служат иудеям, являя народу пример благочестия и бескорыстия, – ответил священник.
Такой ответ удовлетворил Ирода.
– Быть тебе отныне первосвященником, – сказал он. – Все согласны с моим выбором?
– Согласны, – нестройно ответили священники, и по их тону и виду Ирод понял, что сделал, с их точки зрения, самый неудачный выбор.
– Чтобы в вашей среде по-прежнему не завелась зависть, а сохранялось одно только благочестие, – сказал он, – я дарую Храму в качестве жертвы повинности золотого орла, который будет напоминать вам о необходимости вечного мира между вами и примирения с Предвечным. Орла этого, изготовленного из чистого золота, я прикажу установить на фронтоне Храма, дабы все, кто идет молиться, уже издали видели его и чувствовали себя очищенными от грехов перед встречей с Господом. – После этого Ирод легким движением головы велел священникам оставить его наедине с женой и покинуть дворец.
По прошествии тридцати дней, отведенных на подготовку к свадьбе, к Ироду пришел Ферора, выглядевший таким же растерянным, как в день гибели Симона. Глядя не на брата, а на свои руки, как если бы на них все еще была кровь первосвященника, он объявил о своем решении расторгнуть помолвку с Кипридой.
– Я никогда не смогу полюбить твою дочь так, как люблю мать моего сына, – сказал он.
– Не забывай, что Киприда не только моя дочь, но и твоя племянница, которую ты обязан любить, – возразил Ирод.
– Я и люблю ее как племянницу, – сказал Ферора. – Но эта любовь не та, какой муж обязан любить жену. Постарайся понять меня.
8
Через несколько дней во дворце вновь объявился Эврикл из Лакедемона. В своем неизменном белом хитоне, источавшем тонкое благоухание мирры, с длинными шелковистыми волосами и большими печальными глазами, он показался Ироду ангелом, посланным ему Самим Господом Богом, когда он больше всего испытывал необходимость поддержки со стороны Предвечного
[409].
– Я ждал тебя, – сказал Ирод, заключая Эврикла в объятия. Слезы радости, навернувшиеся на его глаза, упали на хитон спартанца и расплылись на нем влажными пятнами.
– Знаю, – ответил Эврикл.
– Ты так нужен мне! – продолжал Ирод, прижимая его к своей груди, чтобы тот не обнаружил охватившую его слабость.
