По натуре своей Ирод совершенно не выносил одиночества, хотя сам же обрек себя на него. Чтобы чем-то занять себя, он, подобно своему деду, стал проводить долгие часы с внуками и внучками, обучая их грамоте. Когда те подросли, пригласил к ним из Греции лучших учителей с намерением, когда те освоят азы всех известных ему наук, завершат свое образование в Риме. С особой нежностью он относился к детям Александра и Аристовула – светловолосые и синеглазые, они напоминали ему не столько своих отцов, доставлявших ему одни лишь огорчения, сколько их красавицу мать, которую он никогда не переставал любить, а с годами, прошедшими со дня ее смерти, любил ее все больше и больше. К внучкам, когда те освоили грамоту и научились бегло читать по-еврейски и по-гречески, он приставил бонн, которые стали обучать их рукоделию и другим необходимым каждой девочке навыкам, а внуков самолично стал обучать плаванию, верховой езде и обращению с оружием. В один из таких дней, когда Ирод, собрав вокруг себя в дворцовом парке сына Александра Александра же и Тиграна и сыновей Аристовула Агриппу, Ирода и младшего Аристовула, и обучал их стрельбе из лука, в Иудею из Каппадокии прибыл Архелай. Узнав из письма дочери Глафиры о наветах, обрушившихся на голову ее мужа, Архелай на правах родственника решил лично уладить ссору, возникшую в доме Ирода. О деталях встречи двух царей нам также известно по дошедшим до нас древним документам. Читаем:
«Озабочиваясь судьбой дочери и мужа ее и сочувствуя Ироду, с которым был дружен и бедственное положение которого знал, каппадокийский царь Архелай прибыл в Иерусалим, потому что не делал себе иллюзий насчет действительности. Застав Ирод в таком состоянии [угнетенности], он счел в данный момент совершенно неуместным ни укорять его, ни указывать на преждевременность некоторых его мер; он понимал, что если начнет хулить его, то только укрепит его в настойчивости; если же поспешит защищать, то вызовет в нем лишь еще больший гнев. Поэтому он начал другую тактику: чтобы поправить столь несчастное положение, прикинулся разгневанным на юного зятя своего и говорил, что Ирод еще достаточно мягок, что не предпринимает ничего поспешно. Вместе с тем он указал на свое желание расторгнуть брак дочери с Александром и не щадить даже дочери, если бы оказалось, что она знала что-либо и не донесла о том.
Когда Ирод сверх всякого ожидания нашел Архелая таковым, особенно же когда увидел, как он сердится за него, царь стал несколько мягче и, полагая, что он, по всей видимости, все-таки был не вполне справедлив в своих предшествующих мероприятиях, понемногу дал охватить себя прежнему отцовскому чувству. Однако теперь он оказался вполне достоин сожаления: когда кто-нибудь стал отвергать возведенные на юношу обвинения как клеветнические, он выходил из себя; если же Архелай поддерживал обвинение, он преисполнялся страшной скорбью, плакал и даже просил его не расторгать брака и не так сердиться на совершенные юношей злодеяния. Когда Архелай нашел, что Ирод смягчился, он стал переносить обвинения на друзей Александра, указывая на то, что молодого и неопытного человека загубили те, и все более навлекать подозрения Ирода на его брата [Ферору]. А так как Ирод был и без того восстановлен против Фероры, то последний, не имея посредника и видя влияние Архелая, сам явился к нему в черной одежде. Видя перед собой в недалеком будущем все признаки неизбежной гибели, он сделал это. Архелай не отказался от заступничества, но вместе с тем указал также на полное свое бессилие скоро убедить царя, находившегося в таком состоянии. Он сказал, что гораздо лучше будет, если Ферора сам отправится просить [у брата] прощения и при этом возьмет всю вину на себя. Таким образом он несколько умерит гнев Ирода, при этом Архелай обещал поддержать его своим присутствием. Убедив Фирору в целесообразности этого, он достиг двух благих результатов: во-первых, юный Александр освобождался от тяготевших над ним клеветнических обвинений и, во-вторых, Ферора примирился с братом. После этого Архелай вернулся в Каппадокию, успев себе, как никто в те времена, снискать благоволение Ирода, который почтил его весьма ценными подарками и, между прочим, торжественно причислил его к наиболее преданным друзьям своим».
6
Проводив Архелая до Антиохии, Ирод на обратном пути неожиданно для себя ввязался в совершенно ненужную ему и потому бессмысленную войну с арабами. Поводом к этой внезапно вспыхнувшей войне послужило следующее обстоятельство. Жители Трахонитской области, которую Август отобрал у Зенодора и присоединил к Иудее, вынуждены были от разбоев перейти к мирному труду. Однако труд этот, вследствие природной скудости тамошней земли, не давал им достаточных средств к существованию. Ирод сколько мог восполнял им эти средства денежными выплатами из государственной казны и продуктами питания, поставляемыми сюда из других областей Иудеи. Между тем, пока Ирод обрек себя на одиночество в Иерусалиме, по Трахонее распространились слухи, будто царь погиб, став жертвой дворцовых интриг, а потому местным жителям более не придется рассчитывать на его прежнюю заботу о них. Трахонцы вспомнили о прежнем своем разбойничьем ремесле, позволявшем им безбедно существовать, и вновь стали баловаться грабежами соседей. Те, естественно, не пожелали добровольно становиться жертвами, и взялись за оружие. С обеих сторон пролилась кровь. Трахонцы придерживались древнего правила кровной месте, и потому с первыми убитыми со своей стороны стали убивать родственников тех евреев, кто подозревался в убийствах. В короткое время вооруженные стычки между соседями переросли в открытую вражду, в которой уже невозможно было разобраться, кто прав, а кто виноват. Потребовалось срочное вмешательство в вспыхнувший конфликт центральной власти. Ирод и сделал это. Он стал одинаково сурово наказывать как трахонцев, так и их соседей евреев. Самые отчаянные трахонцы бежали в Аравию, где были тепло приняты Силлеем, решившим таким образом отомстить Ироду за несостоявшийся брак с его сестрой. Евреи, в свою очередь, попав под горячую руку Ирода, стали опять, как это сплошь и рядом случалось прежде, обвинять его в чужеродном происхождении, которое, собственно, и явилось главной причиной его жестокого обращения с ними. Теперь уже не только трахонцы из-за Иордана, но и местные евреи, проживавшие по соседству с ними, обернули оружие против Ирода. Кровавый конфликт перерос в полномасштабную войну.
Сатурнин и Волумний, командовавшие римскими легионами, не вмешивались в эту войну из опасений навлечь на себя гнев Августа, проводившего политику мира на всей территории империи. Это была одна причина, по которой они сохраняли нейтралитет. Другая причина состояла в том, что Ирод, будучи наместником не только Сирии, но и Аравии и, к тому же, царем Иудеи, обязан был собственными силами положить конец войне, вспыхнувшей между арабами и евреями.
Не щадя втянувшихся в войну евреев, Ирод в отношении бежавших в Аравию трахонцев применил тот же принцип, что и они в отношении евреев: он приказал выявлять и казнить всех родственников скрывшихся за Иорданом разбойников. В отместку разбойники, поддержанные регулярными частями арабской армии, стали совершать рейды в глубь Иудеи, разоряя ее города и села, а схваченных в плен евреев или убивали, или продавали в рабство.
Тогда Ирод перешел через Иордан и вступил со своими войскам на территорию Аравии. Схватившись с арабами, он захватил большое их число в плен. Сатурнин и Волумний потребовали, чтобы Ирод отвел войска. Взбешенный Ирод заявил, что сделает это лишь тогда, когда арабы выдадут ему всех трахонских разбойников, которых они пригрели, и, вдобавок к этому, получит с аравийского царя Обода долг в пятьсот талантов.
