Гиркан, выслушав этот текст, дал, наконец, волю слезам, а Цезарь, передав записную книжку своему секретарю для исполнения принятого им решения, снова обратился к Антипатру: «Какой лично для себя награды ждешь от меня ты? Избери по собственному желанию любой пост, ты тут же его получишь». «Я бы предпочел предоставить меру награды для меня самому награждающему», – ответил Антипатр. Отдав должное скромности Антипатра, Цезарь, не откладывая дела в долгий ящик, тут же назначил его правителем Иудеи, распорядившись вырезать свой указ на медной доске и поместить его в Капитолии в память его, Гая Цезаря, «правосудия и выдающихся заслуг Антипатра, сына Антипатра, перед Римом и римским народом».
Во время непродолжительного пребывания в Дамаске Цезарь сместил с занимаемых должностей всех сторонников Помпея, назначил вместо Скавра наместником Сирии своего родственника Секста Цезаря и, сопровождаемый Антипатром и Гирканом до Тира, вернулся морем в Рим. Антипатр же и Гиркан возвратились в Иудею, где Гиркан, исполненный решимости оправдать высокое доверие, оказанное ему Цезарем, решил восстановить стены Иерусалимского Храма, разрушенные Помпеем в ходе изгнания из него сторонников Аристовула, а Антипатр, уже в качестве правителя Иудеи, отправился в поездку по стране, объявляя повсюду: «Люди, преданные Гиркану, будут жить счастливо и спокойно, наслаждаясь благами мира и своим благоприобретенным имуществом. Те же, кто даст себя обольстить несбыточными мечтами, а также мятежники, преследующие свою личную выгоду, найдут в моем лице вместо заботливого друга – деспота, в лице Гиркана вместо отца страны – тирана, а в римлянах и Цезаре вместо руководителей и друзей – врагов».
Вернувшись в Иерусалим, он увидел, что Гиркан решительно ничего не сделал для восстановления Храма, и сам взялся за ремонтные работы. Не надеясь больше, что из Гиркана получится путный первосвященник, способный если не делом, то хотя бы словом править страной, Антипатр назначил своего старшего сына Фасаила начальником Иерусалима и его окрестностей, а Ирода начальником Галилеи.
12
И вот последний мазок в многофигурной картине, нарисованной Антипатром перед мысленным взором своих сыновей, – известие о гибели Секста от руки сторонника Помпея Басса Цецилия и вспыхнувшем в крупнейшей римской провинции бунте, грозящем перерасти в полномасштабную гражданскую войну между популярами и оптиматами.
Наступила долгая пауза. Слышно было, как под половицей скребется мышь. Наконец Антипатр спросил:
– Что скажете, дети мои?
– Ты мое мнение знаешь, – сказал Фасаил.
– Повтори его еще раз в присутствии Ирода.
– Я за то, чтобы выступить против Басса Цецилия, – сказал Фасаил. – В Риме уже наверняка знают о том, что случилось в Антиохии, и со дня на день следует ожидать прибытия туда дополнительных сил сторонников Цезаря.
– А что скажешь ты? – обратился Антипатр к Ироду.
– Я за объявление войны Бассу Цецилию.
– В таком случае, дети мои, – сказал Антипатр, – обсудим, не откладывая, какими силами мы располагаем, чтобы победить Басса.
Глава четвертая
ПЕРВАЯ ПОБЕДА
1
Профессиональной армии со времени исхода из Египта у Израиля не было. Просто существовало правило: каждый мужчина, начиная с двенадцатилетнего возраста, был обязан носить оружие и уметь обращаться с ним. Уже после сорокалетнего хождения по пустыне евреи вступили в Ханаан как воинственное племя, с оружием в руках завоевывающее каждую пядь земли, на которой веками жили иные народы и племена, считавшие эту землю своей. Четырехстолетнее правление Судей было временем непрерывных войн с коренными народами Ханаана, объявленных врагами евреев не потому, что они были против расселения среди них пришельцев, а потому, что поклонялись иным богам и поэтому подлежали истреблению
[49].
В то далекое время освоения Земли обетованной армия евреев представляла собой народное ополчение, создаваемое не во всей стране, а там и тогда, где и когда в таком ополчении возникала необходимость.
Потребность в профессиональных воинах появилась с окончанием времени судей и появления царей. Уже первый израильский царь Саул обзавелся войском численностью 3 тысячи человек, которое по мере надобности увеличивалось до нескольких сот тысяч за счет народного ополчения. Войско Давида насчитывало 288 тысяч человек и делилось на 12 частей, каждая из которых поочередно несла службу в течения месяца (казармой им служил «дом храбрых», устроенный в Иерусалиме). Но и Давид, когда в этом возникала необходимость, мог довести численность своей армии до полутора миллионов человек – опять же за счет призыва населения в народное ополчение.
