Создали прежде всего поколенье людей золотое
Вечноживущие боги, владельцы жилищ олимпийских.
Был еще Крон-повелитель в то время владыкою неба.
Жили те люди, как боги, с спокойной и ясной душою,
Горя не зная, не зная трудов. И печальная старость
К ним приближаться не смела. Всегда одинаково сильны
Были их руки и ноги. В пирах они жизнь проводили,
А умирали как будто объятые сном. Недостаток
Был им ни в чем не известен. Большой урожай и обильный
Сами давали собой хлебодарные земли. Они же
Сколько хотелось, трудились, спокойно сбирая богатства
Стад обладатели многих, любезные сердцу блаженных…
«Под властью Аристовула Иудея обретет, наконец, покой, и в ней снова появится золотое поколение людей, не знающих горя, которое станет проводить все свое время в праздничных пирах», – думал Ирод.
На Ирода, читавшего Гесиода по-гречески, оглядывались встречные путники, догоняли и шли рядом попутчики. Просили не прерывать чтения, и Ирод, уступая их просьбам, с еще большим упоением продолжал читать, удивляясь тому, что память его продолжает хранить то, что, казалось, давным-давно должно было бы забыться, а еще больше удивляясь современности звучания этих стихов, хотя созданы они были без малого восемь столетий назад. Чудилось Ироду, что продолжение этих стихов рисует современное положение Иудеи, которое Аристовулу надлежит исправить:
Землю теперь населяют железные люди. Не будет
Им передышки ни ночью, ни днем от труда, и от горя,
И от несчастий. Заботы тяжелые боги дадут им,
Все же ко всем этим бедам примешаны будут и блага.
Зевс поколенье людей говорящих погубит, и это
После того, как на свет они станут рождаться седыми.
Дети – с отцами, с детьми – их отцы сговориться не смогут.
Чуждыми станут приятель приятелю, гостю – хозяин.
Больше не будет меж братьев любви, как бывало когда-то;
Старых родителей скоро совсем почитать перестанут,
Будут их яро и зло поносить нечестивые дети
Тяжкою бранью не зная возмездья богов; не захочет,
Больше никто доставлять пропитанье родителям старым,
И не возбудит ни в ком уваженья и клятвохранитель,
Ни справедливый, ни добрый. Скорей наглецу и злодею
Станет почет воздаваться. Где сила, там будет и право…
Солнце стояла уже высоко, когда благодарные слушатели уговорили Ирода сделать привал и подкрепиться. Расстелили у дороги плащи, выложили на них снедь, предложили Ироду первому, за отсутствием чаш, выпить вина прямо из бурдюка. Поев, двинулись дальше. Среди попутчиков Ирода оказался знатный копт
[126], вконец разорившийся у себя на родине и направлявшийся теперь в Рим искать правды и защиты. Сидя верхом на муле, он качался в такт его шагам и беззвучно плакал, утирая рукавом бурнуса слезы. «Нет в мире справедливости, – буднил он, ни к кому не обращаясь, – и никогда не было». Приняв Ирода за странствующего поэта, зарабатывающего себе на жизнь чтением стихов, он спросил:
– А стихи моей родины тебе известны? Не те, которые сочиняют сегодня, а старинные, которые созданы моими далекими предками?
Ирод, получивший в детстве классическое эллинистическое образование, которое предполагало основательное знание литературы древних народов, многие из которых исчезли, растворившись среди других, более молодых народов, ответил грустному копту:
– Известны.
– Старинные? – оживился копт.
– Очень старинные. Этим стихам уже три тысячи лет, и сочинены они были тогда, когда на земле не было еще ни евреев, ни греков, ни римлян.
– Умоляю тебя, прочитай! – стал просить копт. – Я хорошо заплачу тебе.
– Мне не нужны твои деньги, – ответил Ирод, – достаточно того, что вы накормили меня. Только мне не ведом язык твоих предков, я помню эти стихи в переводе на греческий.
– Все равно это стихи моего народа, читай их по-гречески, – сказал копт, слезая с мула и идя рядом с Иродом, чтобы лучше его слышать.
– Остальным нашим попутчикам, думаешь, будет интересно?
– Конечно! – с жаром произнес копт. – Как могут быть не интересны другим стихи моего народа, если мы первые в мире стали думать о душе человеческой?
– В таком случае, слушайте все, кому это интересно. – И Ирод в такт шагам, каким он и его спутники двигались по дороге, стал читать:
…Кому мне открыться сегодня? Кому мне открыться сегодня?
Братья бесчестны, Друзья очерствели,
Друзья охладели. Ищи у чужих состраданья!
Кому мне открыться сегодня? Кому мне открыться сегодня?
Алчны сердца, Потуплены взоры,
На чужое зарится каждый. От братьев отвернуты лица.
Кому мне открыться сегодня? Кому мне открыться сегодня?
Раздолье насильнику, В сердцах воцарилась корысть.
Вывелись добрые люди. Что толку – искать в них опоры?
Кому мне открыться сегодня? Кому мне открыться сегодня?
Хулу мирволят повсюду, Нет справедливых,
Благу везде поруганье. Земля отдана криводушным.
Кому мне открыться сегодня? Кому мне открыться сегодня?
Над жертвой глумится наглец, Нет закадычных друзей,
А людям потеха – и только! С незнакомцами душу отводят.
Кому мне открыться сегодня? Кому мне открыться сегодня?
У ближнего рады Нету счастливых,
Последний кусок заграбастать! Нет и того, с кем дружбу водили.
Кому мне открыться сегодня? Кому мне открыться сегодня?
Злодею – доверие, Бремя беды на плечах,
Брата врагом почитают. И нет задушевного друга.
Кому мне открыться сегодня? Кому мне открыться сегодня?
Не помнит былого никто. Зло наводнило землю,
Добра за добро не дождешься. Нет ему ни конца, не края…
Копт, прижавшись лицом к плечу Ирода, разрыдался.
– Ты… ты, – говорил он, но рыдания мешали ему высказать свою мысль до конца. Подойдя к мулу, он порылся в мешке, свешивавшемся с седла, достал оттуда небольшую статуэтку Осириса, сделанную из золота, и протянул Ироду: – Возьми на память. Это очень древняя работа, которая не имеет цены. Когда тебе станет трудно, помолись моему богу, он обязательно тебе поможет.
