Октавия, узнав о несчастье, постигшем мужа, продала все свои драгоценности, наняла две тысячи самых опытных солдат, вооружила их и отправилась вместе с ними на встречу с Антонием. Тот, однако, получив от нее из Афин ободряющее письмо, послал гонца с требованием к жене не сметь приезжать к нему и вернуться в Рим. Оскорбленная женщина выполнила его приказ, а Антоний, лишившись значительной части своего войска, заключил с Арменией мир и, взяв в качестве гаранта соблюдения этого мира царского сына Артаваза со всей его семьей, возвратился в Египет. Следующее свое письмо Ревекка обещала прислать Ироду уже из Александрии.
2
Откуда было знать Ревекке, что с последним ее письмом Ирод получил и записку Антония, в которой тот обозвал его размазней, не способным вступить во власть над Иудеей, дарованной ему сенатом Рима и подкрепленной римскими легионами, направленными в помощь ему наместником Сирии Соссием? Заканчивалась записка Антония обидными для Ирода словами: «Из твоей медлительности я делаю вывод: у тебя, кого я считал своим другом и бесстрашным воином, на уме одни лишь бабы да пьянки и полное нежелание заняться государственными делами».
В месяце адар
[205], когда снова зацвел миндаль, границу Галилеи пересек Соссий во главе большого пешего и конного отряда и быстрым маршем направился в Самарию на соединение с основными силами Ирода. Теперь под началом Ирода оказалась армия численностью тридцать тысяч человек, – больше, чем насчитывала армия Александра Македонского в начале Великого восточного похода. Вся эта масса мужчин, разделившись на одиннадцать легионов, шеститысячную конницу и вспомогательные войска сирийцев, двинулась тремя колоннами под командованием Соссия, Махира и самого Ирода на Иерусалим.
На шестой день похода взору Ирода предстала столица Иудеи – «радость всей земли», как называл его псалмопевец
[206], и «святой город», как назвал его Неемия
[207]. Этот город Ироду предстояло покорить. Взять во что бы то ни стало. И дело тут было не только в том, что двоевластие, сложившееся в Иудее, становилось далее нетерпимым, – Ирод, вопреки мнению, сложившемуся о нем среди евреев, вовсе не держался за царскую власть, во всяком случае,
покане держался. Как и три года назад в Риме он готов был уступить ее Аристовулу, благо за это время его шурин превратился из мальчика, не знающего страха, в рассудительного шестнадцатилетнего юношу, который имел еще и то преимущество перед простолюдином Иродом, что происходил из рода Хасмонеев. Антигон же, проводящий явно националистическую политику, обрекал Иудею и ее народ на физическое уничтожение. Всецело поглощенный одной лишь страстью – во что бы то ни стало стать общепризнанным царем, – он никак не мог взять в толк, что мир пришел в движение и стал теперь совсем не таким, каким был при Маттафии. В этом мире происходили невидимые поверхностному взгляду процессы сближения отдельных небольших стран с другими, более крупными, равно как сближения, а в ряде мест и слияния отдельных народов с соседними и образование новых наций. Процессы сближения и слияния разных народов, начавшиеся еще при Александре Македонском, стали теперь преобладающими. Они шли на пользу всем. Греки дали миру великую культуру, которая научила народы понимать и ценить красоту. Римляне проложили первоклассный дороги, которые сократили расстояния и способствовали развитию мировой торговли, что, в свою очередь, вызвало к жизни необходимость разработки общих правил поведения для всех стран и народов, и правила эти легли в основу возникновения новых норм сосуществования различных народов – международного права, одинаково соблюдаемого всеми. Свое слово в этих изменяющихся условиях жизни могли сказать и евреи с их приверженностью к неукоснительному следованию древним законам нравственности, известным как Десять заповедей заповедей Моисея
[208]. Могли бы, но не сделали этого. И не сделали по причине своего национализма, искусственно подогреваемого вождями, убежденными в исключительности евреев, в их избранности Предвечным как особого народа, стоящего выше любого другого народа, в праве евреев использовать эти народы для достижения собственных корпоративных интересов и в то же время независимых от кого бы то ни было. С таким положением в меняющемся мире никто из соседей евреев не станет мириться, и рано или поздно неприязнь соседей евреев к их вождям распространится на весь народ. Именно такую неприязнь и испытали на себе евреи со стороны египтян, среди которых они появились и сформировались в самостоятельный народ. Вместо того, чтобы перенять у египтян то лучшее, что у них несомненно было как у древнейшего народа, ставшего основоположником цивилизации, евреи придумали себе миф о своей Богоизбранности и противопоставили себя коренному народу, среди которого жили и которым уже во времена сына патриарха Иакова и первенца Рахили Иосифа управляли. Когда же коренной народ не пожелал и дальше мириться с зависимым от все более разрастающегося по численности и все более замыкающегося в себе народа и указал ему на подобающее ему место рядом с собой, но не выше себя, евреи объявили себя рабами, хотя таковыми никогда в Египте не были, и покинули страну своего происхождения и многовекового пребывания в поисках более удобного для себя места проживания, объявив это место Землей, обетованной им Богом.
