— Да здравствует фараон Египта!
Нофер-Амон пригласил царя и цариц войти в святая святых, и все направились туда. Тетишери все еще опиралась о руку Яхмоса. Все переступили через священный порог, отделявший этот мир от другого, пали ниц перед богом Амоном, целовали занавески, скрывавшие его статую, вознесли молитву благодарности и хвалы за то, что он даровал им успех и возможность вернуться на родину победителями.
Царь вышел и сел в паланкин, так же поступили царицы. Трон поставили на большую повозку, и процессия двинулась к дворцу, окруженная людьми, радостно встречавшими царя, молившимися, восхвалявшими величие Бога, махавшими веточками и разбрасывавшими цветы. К вечеру шествие подошло к древнему дворцу. Тетишери переполняли чувства, сердце у нее громко билось, дыхание стало прерывистым. Ее отнесли в царское крыло, где к ней присоединились царь и царицы и с тревогой сели перед ней. Однако Тетишери снова обрела спокойствие и, с нежностью глядя на лица любимых и дорогих ей людей, сказала чуть слышно:
— Прошу, извините меня, дети. Впервые сердце не послушалось меня. Оно так много вынесло и так долго терпело! Позвольте мне поцеловать вас всех, ибо, когда вы доживете до моих лет, достижение надежд будет означать конец пути.
34
Подоспел вечер, стало темно, но Фивы не собирались спать. Жители города бодрствовали, шумно веселились, улицы и окраины города освещали факелы, люди собирались на площадях, пели, оглашали все вокруг радостными возгласами. Из жилищ доносились звуки музыкальных инструментов и песни. В ту ночь Яхмос не мог уснуть, невзирая на усталость. Ложе раздражало его, поэтому он вышел на балкон с видом на огромный сад, сел на роскошный диван. Горела лишь тусклая лампа. Душа Яхмоса странствовала в гнетущем мраке. Пальцами он нежно и с любовью перебирал золотую цепочку, время от времени посматривая на нее, будто она источала тепло той, которой принадлежала.
Неожиданно к нему вышла юная царица Нефертари, беспокойство лишило ее сна. Царица думала, что муж столь же счастлив, что и она, и села рядом с ним, полная радости и счастья. Царь улыбнулся, повернулся к ней, и она заметила цепочку в его руке. Удивленная царица взяла ее и спросила:
— Это ожерелье? Какая прелесть! Но оно сломано.
Собравшись с мыслями, царь сказал:
— Да. Ожерелье осталось без сердца.
— Как жаль! И где же оно потерялось?
Царь ответил:
— Я лишь знаю, что оно потерялось вопреки моему желанию.
Она с любовью взглянула на мужа и спросила:
— Ты собирался подарить его мне?
Царь ответил:
— Я приберег для тебя более ценную и красивую вещь, чем эта.
Она спросила:
— Почему же потерянное сердце печалит тебя?
Стараясь говорить естественно и спокойно, он ответил:
— Цепочка воскрешает в памяти первые дни борьбы, когда я отправился в Фивы, переодевшись в торговца и назвавшись Исфинисом. Тогда-то я и собирался продать ее. Чудесные воспоминания! Нефертари, зови меня Исфинисом, ибо я влюбился в это имя и люблю тех, кто меня так называет.
Царь отвернулся, чтобы скрыть свои чувства и тоску, которые читались на его лице. Царица радостно улыбнулась и, подняв глаза, увидела свет лампы, мерцавший вдали. Указав на него, она воскликнула:
— Посмотри на этот свет!
Яхмос посмотрел в том направлении, куда она указывала. Он сказал:
— Это лампа. Она горит на лодке, проплывающей вдоль нашего сада.
Видно, лодочнику хотелось приблизиться к саду дворца, чтобы новые обитатели услышали его красивый голос, точно желая приветствовать их, после того как царя встретили Фивы. Возвысив голос, он запел в тишине ночи. Его пение сопровождали звуки тростниковой свирели.
Долгие годы я лежу в своем жилище,
Страдая от горестного недуга!
Семья и соседи, лекари и знахари
Пришли, но болезнь сбила их с толку,
Тут явилась ты, моя любовь, и твои прелести оказались
сильнее их врачеваний и заклинаний,
Ибо тебе одной известна причина моего недуга.
Голос певца звучал чарующе и пленял слух. Яхмос и Нефертари умолкли. Царица провожала свет лампы с сочувствием и нежностью, царь уставился перед собой, прикрыв глаза. Воспоминания не выпускали его сердце из плена.
