Предслава, помня, что Владимир непременно хотел встретиться с пасынком, вынуждена была будить Владимира. Впрочем, для этого ей оказалось достаточно тронуть его за руку.
Владимир с трудом открыл глаза, и Предслава сказала, что в коридоре ждет разрешения войти Святополк. Владимир отвел п л не сразу. Предслава спросила, не следует ли сказать Святополку, чтобы он приехал в другой раз. Но Владимир, уже поняв, о чем идет речь, пробормотал, чтобы тот зашел.
Святополк в комнату вошел с дружинником. Но дружинник тут же скрылся в тени в углу, так что его почти не было заметно.
Владимир испуганно вздрогнул, ему показалось, что дружинник, вошедший со Святополком, вовсе не дружинник, а сам Ярополк, и теперь он грозится из угла местью.
Но Святополк, заметив пробежавший по бледному челу Владимира испуг, проговорил, что теперь он повсюду ходит с любимым дружинником, так как боится покушения.
Владимир со скрытой усмешкой отметил, что Святополк так запуган, что боится даже в покои к больному князю заходить без охранника, и успокоился —- пока Святополк боится, он не опасен.
Между тем Святополк, перекрестившись на икону над постелью Владимира, поклонился и тихо спросил, по какой причине Великий князь захотел его увидеть.
Всей своей фигурой он выражал почтение, однако голос его все же звучал сухо. Почему? Владимир понимал, у Свя-тополка, после того как он два года просидел под замком, были основания обижаться на него.
— Святополк! — простонал Владимир. — Утром Борис во главе войска уходит на печенегов. А я приболел, поэтому поручаю тебе защиту Киева.
Выдавив из себя эти слова, Владимир обессиленно закрыл глаза. А Святополк, подождав немного, шепнул Предславе, чтобы она вышла в коридор. Та, сжав недовольно губы, сухо ответила, что через минуту выйдет.
Святополк вышел из спальни, а вслед за ним и его воин Они остановились около окна и стали ждать. Шло время, но Пред-слава не выходила. Тем не менее Святополк терпеливо ждал.
Наконец, дверь открылась и появилась Предслава со скорбным выражением на лице.
Проходя мимо Святополка, она сбавила шаг и бросила на него холодный, полный недоумения взгляд. Святополк проглотил проявленное подчеркнутое оскорбление и спросил, опасно ли заболел Великий князь.
Предслава снова обдала его ледяной волной презрения и крайне лаконично, сжатыми губами зло бросила:
— Не опасно. Через несколько дней он поднимется на ноги.
Выслушав Предславу, Святополк повернулся и направился к выходу. Они молча прошли по коридорам, и только, когда оказались во дворе, где никто не мог их слышать, Святополк спросил воина:
— Что скажешь, Рахдай?
Микула, оглянувшись на всякий случай, проговорил:
— А то князь и скажу — через пять дней Владимир умрет. Отравили его.
— Почему ты так считаешь? — спросил без особого удивления Святополк.
— От него веет смертью, — проговорил Микула.
— Однако Предслава говорит, что он скоро выздоровеет, — напомнил Святополк.
— Она лжет, — уверенно сказал Микула.
— Да, она врет, — согласился Святополк и задумчиво пробормотал себе под нос: — А Борис с киевской дружиной через пять дней уйдет-то далеко...
Он бросил подозрительный взгляд на Микулу:
— Точно помрет через пять дней?
— Точно, — твердо ответил Микула.
Святополк покачал головой. Интересно, кто же его отравил: любимый боярин Блуд или собственная дочь Предслава?
Микула многозначительно заметил:
— А перстня, подаренного ей Будым, на руке Предславы-то нет!
Святополк бросил изумленный взгляд:
— Надо же, а я на отсутствие перстня и не обратил внимания! А ведь она сейчас сидит с Владимиром...
В чувствах он хлопнул себя по бокам. — Ай да дети Владимировы — настоящее змеиное гнездо!
Внезапно он переменился во взгляде и спросил:
— Рахдай, Владимира можно вылечить?
— А ты этого желаешь? — спросил Микула.
Святополк немного помедлил, думая, как ответить на этот вопрос. По его глазам было видно, как он колеблется, не зная, что ответить. Наконец, задержав дыхание, он проговорил:
— Да!
И торопливо начал объяснять:
— Я не хочу этого греха на свою душу. Сильный Владимир был мне врагом. Но теперь он слаб. А в спину убивать подло. И если можно его спасти, я его спасу, пусть даже после этого мае будет плохо.
— Нет! — коротко ответил Микула. — Нет, его спасти нельзя.
— Даже ты не можешь его спасти? — спросил Святополк.
— Даже я, и никто в мире уже не спасет Владимира.
Святополк облегченно выдохнул воздух из груди:
— Жаль.
Он направился к коням, привязанным к шесту. Микула поспешил за ним. Когда они садились на коней, Микула подсказал:
— Но если отравили Владимира, то после того, как он умрет, они обязательно займутся и претендентами на киевский стол. А может быть, и раньше.
— Да... — только и смог вымолвить Святополк, сообразивший, что речь идет о нем.
Глава 15
Летом в Новгороде дни длинные и почти нет ночи. Солнце медленно описывает круг по горизонту, несмело ныряет за леса и снова поднимается, почти с того же места. Перемешалось все — и запад, и восток.
У богатого купца Парамона большой дом, такой большой, что не уступит и княжескому дворцу. Но если и уступит в размерах, то уж никак не уступит в красоте. За частоколом из бревен толщиной в человека стоит терем, как вышитый из кружев. Новгородские плотники творят чудеса, иная мастерица не сможет вышить на ткани то, что они сплетут топором, собирая терем без единого гвоздика. Крышу они кроют из осиновой дощечки, отчего под солнцем та играет, как серебряная. На крыше вещие петушки — солнышко встречать, а на дверях кучерявые львы с оскаленными мордами — злых людей отгонять.
В горнице с открытыми окнами стоит накрытый стол. На столе изобилие: и тетерева, и другое мясо, и рыба, и икра, и заморские фрукты; а в серебряных кувшинах медовуха и заморские вина.
За столом сидят четверо почтенных новгородцев. Сам хозяин дома Парамон: основательный, с окладистой рыжей бородой и лицом, задубевшим под морским ветром. Слав: худой и бледный от свалившихся горестей, жидкие волосы липнут к потному лбу. Чурыня: дубовый кряж, круглое красное лицо и руки широкими лопатами, в эти лопаты и медведю не стоит попадать, Олекса: умник, лицо отрешенное.
Все купцы не раз ходили за далекие моря и многое повидали. Пьют вино. Лениво грызут заморские чудеса — эка невидаль? — купцов, видавших весь мир, мало чем удивишь.
