— Ждите!
Накинув на голову черный капюшон, она вышла из кельи и отправилась в терем. У дверей горницы, где находился Владимир, дежурили двое дружинников. Один из них остановил ее недовольным вопросом:
— Чего тебе надо, монахиня?
Из горницы слышались громкие голоса, веселый женский смех. Поморщившись — Содом и Гоморра! — Юлия приоткрыла лицо. Дружинник узнал княгиню и уже уважительнее переспросил:
— Княгиня, что тебе надобно от князя Владимира?
Юлия сухо проговорила:
— Хочу немедленно видеть князя Владимира по важному делу.
Дружинник оказался в затруднении, княгиня Юлия пришла не во время, к князю Владимиру только что привели новых девок, и он выбирал, которой из них отдаст предпочтение. От этого занятия его нельзя отрывать. Однако если княгиня говорит, что желает видеть князя по важному делу, то задерживать ее нельзя.
Выход дружинник нашел простой, он склонился к уху свое-го напарника и велел ему зайти в палату и сообщить князю, что его желает срочно видеть княгиня Юлия. А уж захочет князь ее видеть или нет, дело его.
Дружинник робко нырнул в приоткрытую дверь. Через минуту звуки веселой возни за дверью стихли А еще через минуту из-за двери появился дружинник и объявил, что княгиня может входить в горницу.
Юлия откинула капюшон и вошла.
Посредине комнаты стоял большой стол, на котором виднелись вино и сладости. Юлия едва слышно фыркнула — угощенье для распутниц!
Владимир, стоявший немного в стороне, около окна, быстро прошел к Юлии и поцеловал ее в губы. Юлия холодно отстранилась.
Владимир спросил:
— Как живешь, Юлия? По твоему виду смотрю — уж не в монахини ли опять подалась?
Юлия склонила голову и со вздохом проговорила:
— Твоя правда. Прошли годки веселые, пора думать о царстве вечном. А вот ты никак не угомонишься.
Владимир усмехнулся:
— На том свете помонашествуем.
Юлия зловеще проговорила:
— Так в рай еще нужно попасть. А за тобой слишком много грехов.
Улыбаясь и поглаживая бороду, Владимир возразил:
— Как написано в Библии, кто не грешит, тому не в чем каяться. Бог любит раскаявшихся грешников больше, чем праведников. А я уже заполучил место в раю, тем что эту страну склонил к истинному Богу. Этим прикроются все мои грехи.
— И все же? —- повысила голос Юлия. Поняв, что она намеревается прочитать ему проповедь, Владимир оборвал ее:
— Монахиня, уж не собираешься ли ты учить избранника Бога? Если так, то уходи. Если есть дело — говори. Некогда мне, да и девки и так утомились, ожидая, когда ты освободишь меня.
Юлия поняла, что сейчас не время читать мораль распутному князю, который к тому же ничем не отличался в своем поведении от своих предков и других князей и королей. А праведникам развратную человеческую натуру не переделать.
— Хорошо, — поджав губы, так что они превратились в тонкую бледную полоску, недовольно проговорила Юлия. — Поговорим о деле. Я прошу тебя приказать своим дружинникам, чтобы они прекратили бесчинство в городе.
— Ха! — воскликнул Владимир. — А может, им еще и ангельские крылья нацепить?
Его лицо налилось злой кровью. В глазах зачернело каменное упрямство:
— Не скажу им этого. Пусть дружинники веселятся, как хотят. Они други мои и в сражении за меня жизнь кладут. Мне для них ничего не жалко, ни золота, ни серебра, ни тем более чужих баб и девок. Без своих друзей я ничего не буду иметь, а с ними — все!
Юлия, потупив глаза, смиренно согласилась:
— Это правда, князь силен своими дружинниками. Но...
Глаза монахини дерзко блеснули. Этот блеск напомнил
Владимиру времена, когда жена его брата стала его наложницей. С тех пор Владимир знал многих женщин, но еще ни одной не встречал, способной сравниться с Юлией. Были и горячие до безумия девки и бабы, и холодные, как зимний лес, и так себе... Но в Юлии был огонь и лед одновременно: только что окатит холодом и тут же обожжет.
Владимир окинул взглядом Юлию. В бесформенном монашеском одеянии глядится она опавшим зимой листом, — черным, бесцветным и смятым, и вызывает только мысль о смерти. Но лицо, оливковое, горячее, с сумасшедшими черными глазами, невольно вызывает низменную страсть. Огонь и лед.
Глаза Юлии горели, она убеждала:
— Но скоро приедет Болеслав, король польский. И что скажет истинный христианин, когда застанет в городе Содом и Гоморру? Захочет ли он отдать свою дочь за сына варвара? Неужели ты хочешь расстроить свадьбу своего сына?
Закончив речь, Юлия склонила голову, пряча глаза.
— Вот все, о чем я хотела тебя предупредить.
И вновь ее фигура приобрела смиренный вид.
Несмотря на то что Юлия говорила чрезмерно резко, и Владимир даже начал на нее сердиться, однако он все же сообразил, что в ее словах была своя доля истины. Болеслав и сам не был ангелом, и женщин у него было не меньше, чем у самого Владимира. Однако не стоило выставлять дела домашние напоказ чужим глазам.
Владимир взял руками голову Юлии, поднял и в упор вгляделся в ее черные глаза. Ему хотелось увидеть ту молодую гречанку, что сводила его с ума, о которой он думал день и ночь. Но огонь уже потух, и он видел перед собой бездонные черные колодцы. Из колодцев тянул такой холод, что Владимир внезапно почувствовал где-то под сердцем комок льда. Он опустил взгляд и увидел мелкие морщинки на верхней губе. Знак скорой старости. Это была уже другая женщина.
Владимир отстранился от Юлии и сухо проговорил:
— Я подумаю о твоих словах.
Поняв, что разговор окончен, Юлия пошла к двери. Уже около двери она услышала в спину слегка охрипший голос Владимира.
— Ты, княгиня, больше ко мне с просьбами не ходи.
Черная спина монахини дрогнула, но она не остановилась.
Вернувшись в келью, где Святополк и Свенельд уже притомились, сидя без дела, Юлия лаконично сообщила Святополку, что Владимир, хотя и не пообещал, но своих дружинников, несомненно, угомонит, потому что в конце концов он не захочет расстроить свадьбу пасынка, сулящую ему немалые политические выгоды, и превратить Болеслава из союзника в непримиримого врага.
После этого она отвернулась и упала перед иконой.
Святополк и Свенельд поспешили удалиться.
К вечеру в городе появилась дружина короля Болеслава. Дружинники были разукрашены яркими тканями и птичьими перьями. Сам король ехал впереди в сияющих доспехах, украшенный перьями, как токующий павлин.
Болеслав оказался очень толстым человеком. Таким толстым, что с трудом держался на коне, специально подобранном для него: мощном, с широкими копытами, заросшими мохнатой шерстью. Его тяжелый конь с трудом переходил на рысь, однако мог легко тянуть по несколько груженых возов сразу. Щеки Болеслава падали на плечи и щетинились коротко стриженной бородой иссиня-черного цвета. Болеслав красил бороду. Розовые уши были вдавлены в голову и скрывались за длинными волосами.
