Но все это были сравнительно мелкие беспорядки и столкновения, тогда как реальную опасность представляло то, что творилось в самой Антиохии с ведома и по воле Галла. Аммиан наблюдал за этими событиями сначала с некоторого отдаления, из Нисибиса, а позднее уже непосредственно из самой столицы, куда был переведен вместе с Урсицином. При этом историк характеризует цезаря восточных земель как нельзя хуже.
По мнению Аммиана, уже само вознесение Галла на вершину власти произвело столь глубокие изменения в психике молодого человека, что тот принялся вести себя крайне безжалостно и безответственно и выходил далеко за границы своих полномочий, и это, конечно, вызывало всеобщее возмущение. А жена только поощряла его жестокость. Константина гордилась тем, что приходилась дочерью и сестрой императору, и была, по утверждению Аммиана, истинным чудовищем в женском облике, вечно жаждущим человеческой крови. Супруги все больше смелели и совершенствовались в своих злодеяниях, чему весьма способствовали многочисленные тайные осведомители, обвинявшие ни в чем не повинных людей в политических заговорах или магии.
Особенно громким стало дело богатого жителя Александрии Клемация. В него без памяти влюбилась собственная теща. А когда тот ее отверг, сумела найти подходы к жене цезаря и, поднеся ей драгоценное ожерелье, получила щедрое вознаграждение: приказ по всей форме о немедленной казни Клемация. Таким образом, абсолютно невиновный человек погиб, лишенный возможности сказать даже слово в свою защиту. Подобные беззакония творились сплошь и рядом: поспешно и услужливо выполнялось все, что только цезарю взбрело в голову приказать.
А ведь в то же самое время Галл и Константина хотели слыть примерными христианами и стремились подтвердить это богоугодными деяниями. Так, они увековечили память и мощи Вавилы, который принял смерть сотни лет назад в правление Деция. Галл торжественно перенес останки мученика в живописную загородную местность Дафна, где находился знаменитый храм и оракул Аполлона. Язычники утверждали, что оракул замолк, как только поблизости была воздвигнута часовня Вавилы. Как бы там ни было, но это первое хорошо документированное упоминание о торжественном помещении реликвий христианского святого в языческом культовом сооружении.
Проявлял Галл интерес и к богословию. Он склонялся к крайнему течению в арианстве, основателем которого стал тогда антиохийский дьякон Аэций, утверждавший, что Христос-сын не равен Богу-отцу, и суть его иная, ибо создан он Богом из ничего. Вот она — поистине византийская атмосфера: тонкие богословские диспуты, дворцовые и церковные интриги, кровь и жестокость.
Весной 354 г. виды на урожай в Сирии после явно недостаточных зимних дождей были плохи, а тем временем армия, готовившаяся к походу против персов, требовала многого. Купцы и землевладельцы принялись повышать цены на зерно, а спекулянты делали запасы. Чтобы сдержать дороговизну, Галл установил максимальные цены. Хотя и в те времена уже знали, благодаря печальному опыту Диоклетиана полувековой давности, что примитивное административное вмешательство в экономику не только бессмысленно, но и попросту вредно, ибо ведет к хаосу и новому росту цен, а благородные намерения к делу не пришьешь. Состоятельные антиохийцы сопротивлялись административному нажиму и на какое-то время угодили в тюрьму. Затем события начали принимать совсем уж неприятный оборот.
Перед тем как отправиться в поход, Галл устроил игры. Когда собравшиеся в цирке толпы принялись громогласно жаловаться на дороговизну, цезарь во всеуслышанье заявил, что всего будет вдоволь, если об этом позаботится наместник Теофил, и театральным жестом указал на последнего. Народ понял, что именно этот сановник во всем и виноват, и вскоре после отъезда Галла полилась кровь. Несколько кузнецов из антиохийских оружейных мастерских напали на Теофила в цирке и избили его, а толпа поволокла тело несчастного по улицам и разорвала на куски. Сожжен был также дом богача Евбула. Хозяин с сыновьями в последнюю минуту успел бежать в горы и, можно сказать, спасся просто чудом.
К несчастью, в начале 354 г. умер префект Талазий, человек серьезный и ответственный, присматривающий по поручению Констанция за деятельностью Галла. На его место несколько месяцев спустя уже после возвращения Галла из похода назначили некоего Домициана. Задачей последнего было уговорить цезаря отправиться в Италию, куда Констанций неоднократно приглашал того в своих письмах. Новый префект с первых же дней повел себя так нагло и нетактично, что Галл приказал своим людям окружить его резиденцию. Другой, также высокопоставленный чиновник, квестор Монций, попытался приостановить выполнение этого приказа, что вызвало ярость Галла. Его солдаты схватили сначала Монция, слабого и немощного старика, связали ему веревкой ноги и волокли по земле до дома Домициана, который тоже был связан, и уже обоих сановников гнали по улицам, пока у тех не лопнули сухожилия и суставы. Тогда их забили ногами, а окровавленные куски тел побросали в реку.
А Галл принялся за охоту на участников заговора, во главе которого — по его мнению — стояли Монций с Домицианом. Это должно было оправдать в глазах Констанция их убийство. Чтобы придать процессам хоть какую-то видимость законности, Галл назначил председателем трибунала Урсицина, бывшего до той поры комендантом крепости Нисибис, хотя старый солдат не имел никаких юридических знаний и ни малейшего опыта судебных разбирательств. Пришлось тому явиться в Антиохию, а Аммиану Марцеллину сопровождать начальника.
В сложившейся ситуации опытный полководец пытался действовать на два фронта. Как судья он выполнял указания Галла, но одновременно направлял Констанцию секретные донесения, где сообщал обо всем и просил помощи в противодействии человеку, от имени которого он выносил приговоры. Пребывавший в Медиолане император постановил отозвать Галла, но сделать это так, чтобы не вызвать у того подозрений, так как в противном случае соправитель мог взбунтоваться и самовольно облачиться в пурпур.
Поэтому сначала в Италию под предлогом совещания насчет угрозы нового персидского наступления был вызван Урсицин. Затем Констанций направил сердечное приглашение сестре навестить его после долгой разлуки. Константина подозревала, что придется давать отчет обо всем, что они натворили вместе с мужем, но в конце концов уповала на то, что родной брат ей зла не сделает, а при личном общении удастся оправдаться, многое выяснить и умилостивить императора.
В путь она отправилась по суше через страны Малой Азии. На маленькой почтовой станции у самых границ провинции Вифинии Константину свалил неожиданный приступ горячки. В момент смерти ей было, по всей видимости, чуть более тридцати. После ее кончины из детей Константина Великого в живых оставались только Констанций и Елена. Император — последний в роду — по-прежнему не имел потомства.
Тело умершей доставили в Италию и поместили в мавзолей, который она построила при via Nomentana, дороге, ведущей из города на север. Неподалеку располагалось катакомбное кладбище, одно из старейших, известное благодаря могиле святой Агнессы, почитаемой как образец девичьей чистоты и отважная приверженка христианства. Мученическую смерть она приняла, вероятно, во времена гонений Диоклетиана. Над ее могилой была воздвигнута одна из первых базилик, а сделано это было как раз на средства Константины. От первоначальной постройки до наших дней сохранилось немного, так как в последующие столетия ее неоднократно ремонтировали и перестраивали.
