Церемония возведения в этот высокий сан Флавия Клавдия Юлиана, а именно так теперь звучало его полное имя, состоялась в начале ноября 355 г. в Медиолане (Милан). А уже зимой новому цезарю пришлось отправиться в Галлию во главе горстки солдат, чтобы противостоять угрозе варварского вторжения.
19 февраля, когда Юлиан был уже за Альпами, Констанций II подписал указ, грозящий смертью каждому, кто приносит жертвы и поклоняется изображениям богов. В том же самом Медиолане сорок лет тому назад его отец и Лициний провозгласили полную религиозную терпимость для приверженцев всех вер и культов. Так катилось колесо истории: преследуемые христиане поначалу добивались только свободы вероисповедания, но очень быстро превращались в гонителей иноверцев, и гонителей весьма безжалостных.
Для Юлиана новый указ стал неожиданностью, как и для всех чиновников и жителей империи. Его согласия никто не спрашивал, с ним даже не посоветовались, хотя формально он был как-никак цезарем. А ведь, если подходить к делу серьезно, Юлиан должен был понести самое суровое наказание, а точнее — как представитель власти — сам себя наказать, ведь он тоже молился по ночам языческим богам, к счастью, об этом знали только самые близкие.
Между тем Констанций, столь немилосердно преследовавший прежние культы, очень решительно навязывал свою волю Церкви, особенно по персональным вопросам. Так, однажды февральской ночью того же года командующий римскими войсками в Египте Сириан, выполняя его приказ, ворвался в одну из александрийских церквей, чтобы силой изгнать оттуда епископа Анастасия, многие годы не подчинявшегося распоряжениям императора. Правда, епископу удалось в последний момент бежать, но с той поры пришлось без малого шесть лет скрываться в пустыне, пользуясь поддержкой монашеских общин и только тайком связываясь со своими сторонниками в Александрии.
Летом 356 г. Констанций предпринял поход против алеманнов, опустошив их селения на Верхнем Рейне. Но как только вожди германцев продемонстрировали свою покорность, он тут же вернулся в Медиолан, где перед ним предстал епископ Рима Либерий, доставленный с Тибра под эскортом. Император поставил ему в вину, что тот не согласился с решениями многих синодов, осудивших деятельность Анастасия. Либерий и на этот раз не хотел уступать, невзирая на усиленное давление властителя, а потому и был сослан в городок Berrhoea во Фракии (ныне болгарская Стара Загара). Освободившееся место в Риме занял епископ Феликс.
Дабы укрепить положение нового пастыря столицы, цезарь в ноябре подтвердил привилегии тамошней общины, а в декабре направил римскому епископу послание, освобождающее членов клира, а также их жен и детей, от платежей и пошлин, даже в том случае, если бы они занимались ремеслами и торговлей. Такого рода акты волеизъявления императора заложили юридическую основу привилегий духовенства в будущих столетиях. В то же время они являются хорошей иллюстрацией существенных различий в общественном, профессиональном и семейном статусе христианских священнослужителей IV в. по сравнению со Средневековьем и более поздними эпохами.
В 357 г. Пасха приходилась на 23 марта. Констанций праздники провел в Медиолане, но сразу после этого отправился в Рим, чтобы торжественно отметить там двадцатилетие своего правления, как это делал Константин Великий, а до него — Диоклетиан. Но наверняка Констанций хотел увидеть столицу империи, в которой он до сих пор не бывал! Сопровождали его жена Евсевия и сестра Елена. Последней пришлось выйти замуж за Юлиана и поехать с ним в Галлию. Там она родила сына, который умер сразу после рождения, и Елена вернулась на какое-то время ко двору брата.
28 апреля 357 г. император остановился у стен Рима. Встречать его вышел Сенат и префект города, а также представители всех древнейших родов, которые выставили даже портреты своих предков. Описанием торжественного въезда Констанция в столицу мы обязаны Аммиану Марцеллину, который, но всей видимости, был очевидцем этого события.
Впереди в два ряда несли боевые знаки. Сам император сидел в позолоченной колеснице, украшенной драгоценными камнями. Его окружали копьеносцы, несшие драконов из пурпурных тканей, которые при малейшем дуновении ветра, казалось, раскрывали свои пасти и грозно шипели, а их хвосты извивались и сплетались, как живые. По обеим сторонам процессии торжественно двигались солдаты придворных частей, чьи шлемы украшали разноцветные перья. Были и всадники в искусно выполненных панцирях из стальных пластин, не стеснявших движения.
Толпа благожелательно приветствовала императора, а тот сидел совершенно неподвижно, будто безжизненная статуя: не повернул головы, не сменил позы, не поднял руки.
Процессия остановилась на Форуме. Правитель вошел в здание заседаний Сената, где произнес речь перед собравшимися сановниками. Затем он приветствовал народ с трибуны Форума и отправился на Палатин, где проживал в течение 30 дней, ибо ровно столько продолжался его визит в Рим.
Осматривая город и восхищаясь его архитектурными и историческими достопримечательностями, Констанций на каждом шагу натыкался на языческие храмы и статуи, хорошо сохранившиеся и даже отреставрированные; а на алтарях, как ни в чем не бывало, приносили жертвы. Продолжали существовать коллегии жрецов старых культов, а весталки по-прежнему хранили священный огонь. Забавно, что формальным главой всех этих коллегий и культов был сам Констанций, ибо носил, как и все его предшественники, начиная с Августа, титул pontifex maximus — «верховный жрец».
Император отлично понимал, как велика здесь привязанность к религии отцов, поэтому вел себя сдержанно, а свою веротерпимость продемонстрировал, дополнив как раз в качестве pontifex maximus список языческих коллегий. Но и отцы города старались не оскорбить религиозных чувств высокого гостя. Прямо перед его визитом они убрали из зала заседаний Сената алтарь богини Виктории — Победы, — ибо по обычаю каждый выступавший приносил на этом алтаре символическую жертву. После отъезда Констанция алтарь вернулся на свое место, а окончательно он был ликвидирован только в 382 г., вопреки отчаянному сопротивлению большинства сенаторов.
Сохранилась и материальная память о визите Констанция в столицу на Тибре. Стал ею огромный египетский обелиск высотой 32 метра, сделанный в XV в. до н. э. при фараоне Тутмосе III. Доставка и установка были связаны с невероятным трудом, но в конце концов обелиск удалось разместить на арене Большого Цирка. В Средние века он рухнул и раскололся на три части. Их откопали только в 1587 г., сложили вместе и установили на площади перед собором Святого Иоанна на Латеране. У основания обелиска некогда была высечена поэма, до нас не дошедшая и известная только по пересказам. В ней прославлялось величие цезаря и смелость предприятия, каким стала транспортировка монолита через моря из столь отдаленной страны: «Владыка мира Констанций, веря, что мужеству все подвластно, велел этому огромному куску скалы идти по суше и по бурному морю».
Поскольку перевозка обелиска из Александрии заняла полгода, цезаря в Риме уже давно не было, когда этот памятник установили на арене цирка. Император выехал из столицы 29 мая 357 г. и никогда больше туда не возвращался. Он торопился на Дунай, поскольку оттуда поступали тревожные сообщения о свевах, которые нарушают границу по реке в верхнем течении, а также квадах и сарматах — в среднем. Вероятно, в августе Констанций преодолел Альпы по перевалу Бреннер, подошел к Дунаю и двинулся вниз по течению. Ему не пришлось вести боев, достаточно было самого присутствия императора, чтобы нападавшие в страхе разбежались. На осенние и зимние квартиры расположились в Сирмиуме на Савве.
