Успехи, вопреки депрессивному настроению Потемкина, были бесспорными, хотя имелись расхождения во мнениях при планировании сражения за Очаков. Пылкий Суворов настаивал на немедленном штурме крепости, Потемкин склонялся к целенаправленной осаде, которая и началась в июле 1788 года. В конце июля турки решились на вылазку, Суворов перешел в контратаку. Приказ Потемкина остановил его, а сам Суворов в бою был тяжело ранен. Главнокомандующий делал Суворову горькие упреки: «Зря, и еще раз зря жертвами становятся ценные люди, Очаков не стоит этого». Генерал не получил новое назначение и был отправлен лечиться.
Вероятно, Потемкин надеялся при своем решении на добровольную сдачу города и крепости. Но колебания вызывали также спекуляции и споры о мотивах решений Потемкина. Принц де Линь, который наблюдал за боевыми действиями, неоднократно напоминал Потемкину, что пора действовать. «Сумасшедший приступ гуманности, которая, по сути, справедлива, но не к месту. Он хочет сберечь жизнь человека, жертва которой необходима для успеха этого предприятия», — жаловался де Линь. Он не знал, что императрица, хотя и была очень заинтересована в скорейшем захвате Очакова, советовала Потемкину, который лично не боялся никакой смертельной опасности, не играть без пользы человеческой жизнью.
Полководец Потемкин считался смелым вплоть до дерзости. Он не боялся никакой опасности, и при этом ему везло: он никогда не был ранен, хотя нередко появлялся перед враждебными линиями в блестящей парадной форме. Однако он говорил своим солдатам: «Дети, я запрещаю Вам раз и навсегда, что Вы закрываете меня и подвергаете себя преднамеренно турецким пулям». Слава о смелом человеке была повсеместной! При всей экстравагантности Потемкин был по отношению к простым солдатам заботливым командиром. Но он также знал, какие настоящие жертвы он должен требовать от солдат. Поэтому они уважали его в той мере, в какой враги ненавидели его. Тактика и сила убеждения оправдывались: русские солдаты сражались под Очаковом с невиданной храбростью!
Наверное, лишь для военно-исторических занятий в военноучебных заведениях интересно спорить о том, нужно ли было предпочитать штурм осаде. В конечном итоге осада длилась полгода, впечатляющих успехов не было, но русские подразделения уменьшались из-за болезней, голода и холода. Наступающая зима требовала решения: отход или штурм. Наконец, Потемкин уступил растущему давлению из Петербурга и своих офицеров. Отход приобрел бы вид позорного поражения. Солдаты бы восприняли это точно так же. 6 декабря 1788 года состоялся «кровавый и ужасный» штурм крепости. Осада ослабила не только русских. Борьба продолжалась только несколько часов: на поле боя осталось 10 000 турок и 4000 русских.
Очаков пал, и Потемкин достиг важной для России цели. В целом около 60 000 человек погибли во время операции, треть из них — русские. Можно представить, какой резней сопровождались бои и грабеж города. Но императрица была счастлива. На сообщение о падении Очакова она писала Потемкину: «За ушки взяв обеими руками, мысленно тебя целую, друг мой сердечный, Князь Григорий Александрович». Старая любовь познавала новое счастье — это звучало мрачно по отношению к мертвым.
Несмотря на успехи под Кинбурном и Очаковом, 1788 год проходил для объединенных сил антитурецкой коалиции с переменным военным успехом. Австрия захватила крепость Хотин, но также потерпела и два жестоких поражения. Швеция объявила войну России, русские войска вторглись в Южную Финляндию. Военный гений Суворова и исключительные способности Потемкина открывали после взятия Очакова путь для следующих ударов на турецкой территории. Теперь Потемкин принял командование над всеми русскими вооруженными силами, которые действовали в юго-западном направлении.
Летом 1789 года объединенные русско-австрийские войска в Молдавии добились потрясающего успеха. Австрийские солдаты захватили Белград. Русские подразделения заняли порт Гаджибей (на месте которого позже была основана Одесса) и важные крепости Бендеры и Аккерман. Весь бассейн реки Днестр находился в руках русских. Турция, которая становилась все слабее, заключила в июле 1789 года союз со Швецией, ожидая, что это отвлечет на север русские войска.
Не все цели России были достигнуты. Уже во время осады Очакова императрица дала поручение начинать мирные переговоры. Договор мог быть заключен только при условии, что русские границы продвигались до Днестра. Эти требования императрицы послужили предпосылкой русско-австрийских побед на реках Прут и Дунай. У России существовал также план создать после победы над турками из Молдавии, Бессарабии и Валахии буферное государство. Но сразу не удалось заключить ни мирный договор, ни создать такое государство.
Русский флот отдыхал после катастрофы под Варной и постепенно усиливал контроль над судоходством на Черном море. Потемкин любил флот, и его успехи в создании вызывают действительно восхищение. За исторически короткое время он сумел буквально на пустом месте создать Черноморский флот. Первая верфь в Херсоне была запущена в эксплуатацию в 1778 году. Верфи в Севастополе, построенные в 1783 году, к началу второй турецкой войны еще не начали работать в полную силу. Большие судостроительные сооружения в Николаеве возводились уже в условиях войны.
Корабли отличались хорошим качеством постройки, были маневренными и скоростными, их команды хорошо подготовлены. И в данном отношении Потемкин опровергал своих критиков, которые никогда не переставали обвинять его в инсценировке сомнительных и иллюзорных планов. При этом создание Черноморского флота было только одним из направлений, где проявились результаты его неутомимой деятельности.
Даже во время войны, когда он должен был заботиться в первую очередь о планах операций и активном командовании армией и флотом, Потемкин не пренебрегал своими разнообразными обязательствами по управлению всей Российской империей. По-прежнему он оставался генерал-губернатором обширных территорий России. Программа колонизации юга должна была проводиться дальше, даже в условиях, ограниченных войной. Потемкин нес ответственность за снабжение и вооружение всех трех армий, сражающихся с турками. Он велел прокладывать дороги и транспортные артерии, а после отставки и смерти Никиты Панина заниматься вопросами внешней и внутренней политики. Критики, которые могли разглагольствовать о настроениях Потемкина, о его эксцентрическом образе жизни, о депрессивных периодах или о роскошных праздниках, не удосуживались или не хотели признавать его заслуги. Только человек с неординарными способностями мог справиться с гигантским объемом работы, которую Потемкин выполнял ежедневно.
В те годы он видел императрицу, находившуюся в далеком Петербурге, очень редко. Но она постоянно обращалась к нему в письмах за советом, оживляя поток переписки, которая принадлежала, по-видимому, уже почти забытому прошлому. Так как сама Екатерина едва ли представляла картину жестоких реальностей на театре военных действий, она засыпала его в письмах многочисленными мелочами.
Уже в более ранние годы Потемкин с трудом выносил любовь императрицы ко всяческим второстепенным деталям. В условиях войны это давалось ему еще тяжелее. Только иногда, если его терпение заканчивалось, он записывал это. Когда императрица назначала старого генерала Прозоровского, одного из ранних командиров Потемкина со времен первой турецкой войны, Московским генерал-губернатором, он отвечал на это сообщение: «Ваше Величество достали из вашего арсенала как раз самую редкую пушку, которая будет стрелять, без сомнения, по Вашей цели, так как она не имеет никакой собственной. Примите только во внимание, что имя Вашего Величества не было полито кровью в глазах будущего поколения». Пожалуй, не имелось другого человека в Русском государстве, который мог в таком тоне говорить об уязвимом месте императрицы!
