Когда я наконец закончил, уж под самый звонок, оглянулся – в кабинете воцарилась гробовая тишина. Лишь тогда немного смутился и сел на место, не дождавшись позволения биологички – она так и продолжала безмолвно смотреть на меня во все глаза. В конце концов произнесла не своим голосом:
– Не могу поверить! Антон, ты же… твоя мама… ты ведь никогда… а сейчас вдруг…
От такого всеобщего внимания – даже Ларионова развернулась ко мне – стало и вовсе не по себе. Я и сам не знал, что на меня нашло. Просто тема была «моя», да и задело неожиданно такое отношение – ладно одноклассников, дело привычное, но ещё и учителя. Будто я – умственно отсталый. А я ведь не такой! Вот и захотелось доказать.
Вторым и третьим по расписанию у нас были русский и литература. С русским обошлось без сюрпризов, зато на литературе меня опять прорвало. Аж мороз по коже пошёл, когда Светлана Петровна озвучила тему урока: «Слово о полку Игореве». Ну как тут смолчишь? Вообще-то, «Слово» я тоже читал, потому что проглатываю обычно всё программное наперёд, порой даже года на два, но сейчас вышел далеко за рамки учебника и весь урок выступал соло перед притихшим классом. Причём начал издалека, зачем – не знаю. Просто вдруг захотелось рассказать про житьё-бытьё и нравы русичей. Потом перешёл к самому походу. Рассказывал, словно сказку какую, про то, как Игорь со своим полком разгромил часть половцев в первый день и как был наголову разбит на следующий. Как пленили князя, а русскую землю обложили данью. И как в конце концов удалось Игорю бежать из плена. Вспомнились даже кое-какие словечки на древнерусском, что так и норовили сорваться с языка, но я удержался, подобрал похожие из современного.
Мою пламенную речь неожиданно прервал звонок – я и не заметил, как время пролетело. И, похоже, не только я. Светлана Петровна, единственная из всех учителей, которая и прежде превозносила (хоть и незаслуженно) мои скромные способности, прощая даже неумение отвечать устно, сейчас заламывала руки, кусала губы, а когда я замолк, порывисто подошла ко мне и обняла, прошептав: «Золотой мой мальчик». Потом уже чуть громче:
– Я всегда говорила, что ты необыкновенный. Тебя поцеловал Бог.
Я страшно смутился, но надо же – никто из класса и не думал хохмить по этому поводу, и даже расходиться никто не торопился. Сидели и глазели.
Четвёртым уроком была физкультура, но я, как вечно освобождённый, по праву её прогулял, просто слонялся по школе, раздумывая, не сбежать ли мне домой. Пятым у нас шёл английский, а вот на него мне идти совершенно не хотелось после того приступа. Неудобно было перед Еленой Сергеевной и за крики свои – она же наверняка невесть что подумала, а с непривычки вообще перепугалась, и за то, что её потом затаскали к директору и объявили выговор. Это уже мама расстаралась «найти и наказать виноватого».
Вчерашний я, наверное, так бы и поступил, сбежал бы малодушно без оглядки, но теперь во мне взыграли, не знаю, благородные порывы, что ли. Может, отголоски моих прежних жизней. Я так ясно помнил себя доблестным воином, почитавшим за честь отдать жизнь во имя родины, а тут боялся взглянуть в глаза человеку, женщине, перед которой чувствовал вину, пусть и косвенную. Нет, надо пойти, обязательно! И извиниться.
Но Елена Сергеевна меня опередила. Как только начался урок, она обратилась ко мне:
– Антон, прошу меня простить. Я не знала, что у тебя… что ты…
Елена Сергеевна запнулась и покраснела.
– Псих, – подхватил Рогозин, оглядывая класс, как бы ища поддержки.
Но никто не засмеялся, как бывало обычно, наоборот, кто-то даже шикнул на него, а Елена Сергеевна строго посмотрела и сделала замечание. Выходит, не такие уж и монстры мои одноклассники?
Но пауза затянулась, и Елена Сергеевна явно не знала, как вести себя дальше: то ли продолжать казнить себя, то ли игнорировать мою персону, делая вид, что всё забыто. Меня, конечно, устраивал второй вариант, поэтому я встал и на чистейшем английском выдал:
– Don't blame yourself. It's not your fault. Let's forget everything and continue our lesson
[47].
Она оторопело кивнула, не сводя с меня изумлённых глаз. Кто-то из наших присвистнул, кто-то зашушукался, кто-то протянул: «О-го-го!»
В конце концов Елена Сергеевна взяла себя в руки и продолжила урок. Начала с проверки домашнего задания. Естественно, я не готовился, я даже не знал, что проходили на прошлом уроке, но тема и здесь показалась мне до смешного лёгкой – подготовить рассказ о какой-нибудь достопримечательности Лондона. Но лезть на передовую я не спешил – тут и без меня нашлись добровольцы. Первой вызвалась, конечно, Маша Ларионова и отчеканила назубок десяток немудрёных фраз о Вестминстерском аббатстве. Говорила она бойко и без ошибок, но её произношение – чистой воды «рунглиш» – резало ухо. Впрочем, у остальных выходило и того хуже. Следом за Машей отвечала вторая наша отличница, Марина Петренко. Она выбрала Трафальгарскую площадь. Сорокина, то и дело подглядывая в смартфон, поведала о Букингемском дворце. И даже Рогозин выдавил из себя пару предложений о лондонском Тауэре. И всё это время Елена Сергеевна в каком-то замешательстве посматривала на меня. Когда поток желающих рассказать о примечательных местах британской столицы иссяк, решил вызваться и я. Честное слово, у меня и в мыслях не было покрасоваться. Просто эти жуткие «зэ а риз» настолько навязли в ушах и, казалось, так и повисли в воздухе, противно скрежеща, что прямо тянуло разбавить этот концентрат зубодробильных звуков нормальной английской речью. Да и местечко вспомнилось одно, весьма занятное, но малоизвестное, о котором вряд ли упомянут в школьных учебниках. А я, в бытность свою студентом-медиком, разумеется, в прошлой жизни, частенько туда заглядывал. Поэтому, перехватив в очередной раз озадаченный взгляд Елены Сергеевны, поднял руку.
– Антон, ты… хочешь ответить? А разве тебе можно?
Вот тебе раз! Это так её мой приступ напугал или же мамин скандал? Я снова испытал укол вины и как мог дружелюбнее улыбнулся:
– Surely!
[48]
Елена Сергеевна кивнула, мол, ладно уж, отвечай раз такое дело.
– I would like to tell you about the London museum of the Royal College of Surgeons, also known as the Hunterian Museum. It was founded by John Hunter, a surgeon. The museum displays thousands of unusual anatomical specimens and many old-fashioned surgical instruments…
[49]
Мой рассказ о Хантеровском анатомическом музее, похоже, впечатлил Елену Сергеевну ещё больше, чем недавний приступ. Целую минуту она безмолвно открывала и закрывала рот, как рыба, выброшенная волной на берег. Наши тоже таращились на меня оторопело, даже Рогозин, а Сёма Сухачёв тоскливо протянул: «Вот бы и в меня молния попала». Надо же – дурак дураком, а зрит в корень! Но как ни крути, а приятно видеть на их лицах растерянность вместо привычного пренебрежения.
