Наша страна воспитала особый тип человека – советского человека. Это полная противоположность американцу – если американец индивидуалист до мозга костей, то наш – общинник. Воспитал-таки СССР себе граждан – а потом дал дуба, а граждане остались. И они до сих пор на подсознании думают, что об их безопасности должен заботиться кто-то, государство в идеале, а не они сами. Причем бесплатно. А тот, кто покупает оружие – тот подозрительный, потому что безопасность обеспечит государство, а самооборона… это от своих, что ли, получается?
Вот и получилось так, что в критический момент слишком многие оказались беспомощными и до последнего сидели в своих квартирах и ждали помощи. Но это не только у нас, в Европе еще хуже. В Великобритании, например, любой предмет, которым ты самообороняешься, может быть приравнен судом к оружию, и ты можешь получить срок. Самообороняться нельзя. Надо принять позу эмбриона и ждать помощи от государства.
Только вот Тамбовщина – регион особый. Тамбовские в свое время Питер держали, это не шутки. Ижевск, кстати, тоже – у нас четырех воров в законе в девяностые убили…
Так вот, когда я увидел движение на вокзале – я поверить просто не мог такому. Еще меньше верилось в то, что почти половина из тех, кого мы видели, пацаны.
На станцию не пошли, встали на границе станции. Пулеметчики залегли за мешками с землей и гравием. Я спустился из кабины.
– Чо там?
– Гляньте. Позиции занимают.
Да… дела. Один на крыше залег. С другой стороны, силой прорываться – зачем?
– Флаг мне! – крикнул.
Подняли русский флаг и наш, удмуртский. Но дальше не пошли. Через какое-то время появилась на путях делегация. Два «калаша», два СКС, ружье – полуавтомат турецкий, кажется. Шпанята совсем еще. Младший, похоже, несовершеннолетний… хотя какие сейчас несовершеннолетние нахрен? Можешь оружие держать – уже совершеннолетний.
Я пошел по путям навстречу. Сом и еще один из наших пошли со мной.
Встали – в нескольких метрах друг от друга. Агрессии нет – просто смотрят с любопытством. Потом старший, лет двадцати, спросил:
– А вы русские или бандеровцы?
– Русские.
– А зачем флаг бандеровский?
– Какой бандеровский?
– Ну тот… черно-красный.
– Какой бандеровский? – недоуменно повторил я. – Это флаг Удмуртии
[49]. Ты где бандеровцев увидал, парень?
– А… ну тогда извините.
Я пожал плечами:
– Забыли. Проехать тут у вас можно?
– Можно.
Так получилось, что мы тут задержались.
И так получилось, что я хорошо знаю такие городки… в юности я все лето проводил в деревне. Юрьев-Польский район, Владимирской области. Родной Юрьев-Польский, город на отшибе Золотого кольца, единственный, где сохранился домонгольский православный храм. В храме этого города меня окрестили. И хоть я, наверное, плохой христианин… но без Божьего заступничества, наверное, и жив бы не был.
И хоть можно было проехать – мы остались.
Зажгли для нас костер, начали готовить – мы, понятно, тоже с пустыми руками не пришли, а я только молча удивлялся – а почему тут рабов не завели? В других местах – так только в путь.
Жив был и город и окрестности. В городе кустарщина всякая, ремонт, остатки медицины и образования – кстати, и то и другое на удивление неплохое. Отряды самообороны, что удивительно, и пацаны тоже организованы во что-то наподобие пионерии, но – с оружием. Везде установлены столбы с лампами, если что – они зажигаются, и все спешат на помощь туда, где что-то случилось. Есть сбор – часть урожая сдается и потом частично идет на обмен и на торг, частично выдается самым нуждающимся.
Маленький коммунизм в одном отдельно взятом.
Встретились с местной властью. Председатель Совета народных депутатов – Сергеев Василий. Добрейшей души человек с ружьем в кабинете. Поговорили, примерно прикинул я, сколько у них людей и что они могут. Предложил контролировать пути, чтобы не разбирали, и здесь открыть что-то вроде торга, специально с нашей продукцией машиностроительной – для всей округи. Печки, лопаты, тиски – все сейчас продукция первой необходимости. Не говоря уж о ремкомплектах для движков «КамАЗа» и МТЗ-80, которые делают в Челнах и в Елабуге.
Оставил им оружие, трофеи все оставил, что с чеченов взяли и раньше. Положил еще «Егеря», снайперского, под «мосинский» патрон, которым и с полукилометра в бутылку с первого выстрела попадаешь. Пусть останется этот анклав, пусть у них все будет.
Бывшая Россия. Канаш, Мордовия
Девятьсот семьдесят первый день Катастрофы
Со всей Земли
Из гнезд насиженных,
От Колымы
До моря Черного,
Слетались птицы на болота
В место гиблое.
На кой туда вело –
Бог-леший ведает.
Но исстари
Тянулись косяки
К гранитным рекам,
В небо-олово.
В трясину-хлябь
На крыльях солнце несли,
На черный день
Лучей не прятали,
А жили жадно –
Так, словно к рассвету расстрел.
Расстрел!
Транжирили
Руду непопадя,
Любви ведро
Делили с прорвою,
Роднились с пиявками
И гнезда вили в петлях виселиц.
Алиса. «Шабаш»
В Канаше должны были быть проблемы. Их просто не могло не быть…
Канашско-Зеленодольский железнодорожный узел был стратегическим, как и наш Агрыз, это крупная станция, через нее шли пути как по линии Север – Юг, так и по линии Запад – Восток. Это крайняя остановка перед Казанским узлом, в котором я был уверен, потому что там, в Казани, действовали наши группы поиска
[50] и дорога до Казани и дальше, до Зеленого Дола была точно жива. Только это соображение заставило меня идти северным путем, на Казань – Агрыз, а не южным, через Саратов и Сызрань.
Проблема в том, что там же был и торг. Причем не цивилизованный, как в Новгороде, а полностью бандитский.
Почему так вышло? А хрен его знает, если честно. Десять зон там было, самая известная – в поселке Сухо-Безводное, плюс – так получилось, что туда ушли те зэки, с которыми мы разбирались в Пермском крае и в Вятке. Плюс – почему-то именно в Нижнем Новгороде оказалось немало ваххабитов, как на воле, так и на зонах. Некоторые зоны оказались сплошняком зелеными.
