– Ничего такого, людей высадили для небольшого отдыха. Мы решили задержаться у вас до нулей. Заодно решить один очень интересующий нас вопрос, по оказанию помощи парочкой ваших шаланд. Дело в том, что в Очакове крупных судов нет, а нам срочно необходимо перевезти в течение месяца некоторое количество грузов, людей и скота. Есть еще один вопрос, не имеющий отношения к службе, уже касающийся лично меня, – озвучил тему своего появления у старейшины.
– Такие вопросы можно было решить и обычным письмом. Для этого вам нет явной необходимости обращаться к главе рода, – постарался уйти от личного участия в решении проблемы глава клана.
– Это правильно. Если вопросы обычного рода и есть время на волокиту. События, происходящие в настоящее время, требуют немедленного решения. Тем более что вы ведь не просто председатель простого кооператива, и даже не просто старейшина рода. Род, а точнее клан у вас тоже не простой. Фактически вы глава международного клана, интересы которого находятся не только в Советском Союзе, но и в капиталистических странах. Я не говорю о Черноморском бассейне и даже о Германии или Австрии.
– Молодой человек, вы что такое говорите? Какая Германия, какое Причерноморье? Это здание и мои родичи живут здесь на Кинбурнской косе уже много лет. Мы не колхоз – это правда, но кооператив – это тоже форма социалистической собственности, – лидер общины с иронией уменьшил значимость интересов своего клана.
– Уважаемый Иосиф Романович, как я уже говорил, нужно срочное ваше решение и желательно ваше одобрение состава и надежности экипажей шаланд. Нет необходимости скрывать тот факт, что ваши люди, как и вы, имеют немецкие корни. Когда Германия наступает на фронте, а Красная Армия обороняется, нужны верные люди, не переходящие на сторону противника под влиянием временных неудач одной из сторон, – стараюсь каждым словом передать смысл отказа от возможного предательства экипажей.
– Товарищ красный командир, а почему вы так уверены, что мы выделим вам несколько шаланд, экипажи которых не сбегут вместе с грузами? – с прищуром задал вопрос старейшина.
– Вы как глава рода стоите над политикой, вне рода. Уверен, если вы скажете, то ваши люди, особенно если они будут в основном зрелыми, по благословению старейшин не будут поддаваться политической пропаганде. Думаю, вы как опытный руководитель знаете и наверняка пользуетесь правилом, согласно которому не кладутся все яйца в одну корзину, – стараюсь подвести его к мысли о возможности и реальности поддержки обеих воюющих сторон. – Уверен, пройдет несколько месяцев, и как когда-то Наполеон столкнулся с зимним климатом в Москве, так и вермахт погрязнет в снегу и откатится на пару сотен километров на запад. Не думаю, что у нас будет молниеносная война, как в Европе. Это уже доказано на практике в ходе этой кампании. Мобилизационные ресурсы Советского Союза огромны, а оружие и боеприпасы англичане с американцами подкинут.
– Услышать от красного командира такие высказывания… Смело, очень смело. Однако что же это за личный вопрос, который не имеет никакого отношения к вашей службе? Надеюсь, вы не хотите себе индивидуальную шаланду, или, может, вас интересуют более приземленные вещи. Деньги, может быть, вы явно меня заинтриговали.
– О нет, никаких шаланд и подобного, а уж деньги просить от кого-либо у меня даже в мыслях не было. Речь идет только об уточнении судьбы некоторых местных жителей, живших в этих зданиях еще до революции, а именно во времена Первой мировой войны. Думаю, только старейшина или кто-то из местных стариков сможет ответить на мои вопросы. Насколько я знаю, другой пары трехэтажных особняков и жителей, занимающихся рыбным промыслом, на косе нет, – постарался я создать интерес у главы клана к моему вопросу.
– Да, других таких зданий нет. Разве что только в Покровском, но это будет уже со стороны моря и на восток от наших хуторов. Может, вам там необходимо задавать свои вопросы? – старейшина явно задавал уточняющий вопрос.
– Нет. Мне нужны сведения о жителях именно этих двух зданий времен четырнадцатого-семнадцатого годов. Даже если они не имеют отношения к вашему клану и были в прислугах, – уточнил я место и время.
– Хорошо, тогда задавайте свой вопрос. Надеюсь, до вечера я смогу помочь вам с ответами, – старейшина излучал прямо благодушие.
– Я, Прохоров Иван Александрович, был сдан в детдом дворником Прохором, от него фамилия, после смерти моей матери от тифа, в возрасте примерно семи лет. Имя получил в честь деда Ивана, по отцу, а отчество – по имени родного отца, родом из этих домов и рыбацкой семьи. Отец служил в Доброфлоте, на Севере, и по болезни оказался в госпитале, где его встретила мать. Потом он вновь оказался в госпитале, заболев чахоткой. После смерти отца мать вернулась домой в Петербург, где я и родился. От отца остались только рассказы матери о том, что на Черном море, на косе напротив Очакова, в двух трехэтажных особняках живут его родные дед, бабушка, сестра Соня и младшие братья. Была еще фотография, где были сфотографированы его родители, сестра и он. Но потом, в детдоме, фотографию отобрали и сожгли, поскольку на ней были буржуи. После детдома я был зачислен в училище Фрунзе, где учился на вахтенного офицера. Далее служба на кораблях, и только в прошлом году я оказался на Черном море, – закончил я свою историю, похожую на историю Великого Комбинатора, сына турецко-поданного, и по одной из его легенд – сына лейтенанта Шмидта.
Вначале, казалось, равнодушное лицо старика, смотревшего на огонь камина, изменило свои черты. Лицо обострилось, взгляд равнодушных, ранее смотрящих за спину глаз изменился, теперь цепкие с прищуром глаза сфокусировались на моей особе. Словно хищная птица оказалась передо мной. Пальцы рук сидящего напротив человека сжались, впившись в подлокотники кресла.
В комнате повисла напряженная тишина. Полминуты как минимум ранее активно общающийся со мной лидер общины боролся с собой.
Представляю бурю чувств в глубине души сидящего напротив человека. Я бы тоже, думаю, пережил настоящий шок, получив хоть и устное, но письмо из прошлого.
Кто-то может сказать, что врать нельзя. Согласен, нельзя. Никаких угрызений совести в этом случае не вижу, детдомовец, не имеющий семьи, в данном случае только выигрывает.
– Что-то не так? Неужели здесь нет стариков, которые помогут найти мне рыбацкую семью, в которой пропал сын и брат Александр во времена царской войны? – постарался я смягчить и словно бы упростить существо вопроса.
Старик, сидящий напротив, вышел из ступора. Посмотрел, будто заново увидев. Вытянул в сторону руку с длинными пальцами, распрямил ладонь и согнул большой палец под углом девяносто градусов, основание которого, словно на шарнире, вывернулось в сторону. Потом палец согнулся еще на девяносто градусов, создав настоящий зигзаг.
Знакомые с детства движения всегда помогали убивать время. Эти же движения пальцев рук пришли за мной и в эту эпоху. Мгновение – и напротив руки старика возникла другая рука с похожим жестом.
Собеседник встал, подошел к крышке камина и нажал звонок. Через несколько мгновений в дверь зашел стоящий у входа крепыш. Несколько предложений на немецком языке, и мы вновь остались вдвоем.
