Час спустя спальня Кимберли походила на аптеку после бунта. Кровать и пол были завалены бутылками для капельниц, шприцами, иглами и обрывками бумаги. Парамедики прикладывали героические усилия, пытаясь вернуть Кимберли к жизни, но после всех их воплей и пиканья аппаратов в квартире стало тихо, как в могиле.
Парамедики все оформили и вышли, оставив меня в гостиной наедине с инспекторами Сэнсомом и Трухильо, моими «друзьями» из дома Люси. Остальные полицейские, громко топая, то заходили в комнату Кимберли, то выходили из нее.
— Хотите кому-нибудь позвонить, Энджи? — После случившегося сегодня ночью инспектор Сэнсом начал называть меня по имени.
Я подумала, не позвонить ли родителям, но решила, что ни к чему. Что они сейчас могут сделать? Только разволнуются напрасно.
— Да, я бы позвонила своему другу Стиву.
— Мы должны задать вам кое-какие вопросы, мисс Маккафри. — Инспектору Трухильо надоело ждать.
— Давай дождемся, когда приедет ее друг, Эрнесто. — В голосе Сэнсома прозвучало предостережение. — Почему бы вам не присесть, Энджи?
Он показал на диван. Моей первой мыслью было: «Кимберли просто взбесится, если я испачкаю ее белый диван кровью!» — но я тут же вспомнила, что она больше никогда ни на что не рассердится. И все же сесть туда я не смогла.
— Давайте перейдем на кухню, — предложила я.
Инспектор Сэнсом разрешил мне воспользоваться его мобильником, и через минуту Стив уже выехал. Мы с Сэнсомом сели друг напротив друга на два кухонных стула. Трухильо перегнулся и стал изучать кухонное окно снаружи, не прикасаясь к подоконнику.
— Он вломился в квартиру, когда мы спали, — выпалила я.
— Только один человек? Мужчина? — спросил Сэнсом.
Я кивнула.
— Это все, что я видела. Вообще-то я его не видела. Он натянул мне на голову наволочку с кровати Кимберли. Я его только слышала и чувствовала.
— Значит, описать его не сможете? — Трухильо твердо вознамерился задать мне все свои вопросы.
Я помотала головой, но вдруг вспомнила:
— Он высокий и в кожаной куртке.
— Вы хотя бы примерно представляете, как он мог проникнуть в вашу квартиру? Вы впускаете людей в дом через домофон, так? — Трухильо говорил, стоя ко мне спиной; он все еще изучал окно. Вытащив из кармана резиновые перчатки, он натянул их и только тогда прикоснулся к замку.
— Да, но он мог влезть в окно, которое вы рассматриваете. Там до самой земли тянется пожарная лестница. Во всяком случае, до второго этажа точно. — Вообще не представляю, кто мог рискнуть воспользоваться этой лестницей, такая она старая и ржавая. — Мы всегда оставляем окно немного открытым.
— Что случилось потом? — Сэнсом уже вытащил свой блокнот.
— Сначала он пошел в комнату Кимберли. Я слышала оттуда шум и грохот, а потом крик, но не пошла туда. Я лежала молча и надеялась, что он просто уйдет. — Я впилась ногтями в ладонь, чувствуя, что вот-вот разревусь.
Сэнсом положил ручку и слегка прикоснулся к моей руке:
— Не ругайте себя зато, что не пошли туда, Энджи. Никто от вас этого и не ожидал.
Я подумала о своей ране, о липкой теплой крови, заливавшей мое тело. Знай я, что он не сможет меня убить, повела бы себя по-другому? Спасла бы жизнь Кимберли?
Трухильо закончил с окном и теперь нависал надо мной. От его пиджака слабо пахло пряным одеколоном.
— Что произошло дальше? — отрывисто спросил он.
— Потом он вошел в мою комнату. Схватил меня и толкнул на кровать. У него был нож, он хотел порезать меня, но я его оттолкнула.
Я не удержалась и прикоснулась к царапине на шее. Сэнсом немного подался ко мне.
— Кажется, он все-таки задел вас, Энджи.
— Он то ли хотел меня порезать, то ли порезал, но я ткнула пальцами ему в глаза, и он упал с кровати.
Трухильо резко втянул в себя воздух и с жадностью посмотрел на мою правую руку, лежавшую на кухонном столе.
— Нужно взять образцы у нее из-под ногтей, Энди. — Трухильо нависал надо мной, будто собирался сунуть обе мои кисти в пакет для улик и унести с собой.
Сэнсом улыбнулся мне, не обращая внимания на Трухильо.
— Вы уже успели вымыть руки, да, Энджи? И лицо тоже?
Я тут же почувствовала себя виноватой.
— Да, меня вырвало. Я подумала, что холодная вода… извините.
Трухильо отшатнулся, лицо его покраснело от негодования. Сэнсом просто кивнул:
— Ну конечно. Это совершенно естественно. Что случилось после того, как он упал?
— Он побежал к входной двери.
— Может быть, вы случайно слышали, как щелкает язычок? Ну, когда отпирают замок? — Сэнсом царапал что-то в своем блокноте, не глядя на меня.
— Не знаю, слышала я язычок или нет.
— Не волнуйтесь, это мы проверим. — Сэнсом посмотрел на потолок, будто пытался что-то вспомнить. — Вы не возражаете, если инспектор Трухильо взглянет на дверь, Энджи?
Трухильо уловил намек и вышел из кухни.
Сэнсом перелистывал страницы в блокноте.
— Потом вы пошли в комнату Кимберли, так?
— Я вошла, и она лежала, как вы ее увидели. И сердцебиения я не услышала. И позвонила 911.
— Можете вспомнить еще что-нибудь про этого человека? Например, запахи?
Я тут же подумала про Эрика, про его сладкий завораживающий аромат.
— В смысле?
— Иногда люди чуют запахи, даже если ничего не видят. Типа трубочного табака или какого-нибудь лосьона после бритья. Одного преступника мы поймали после того, как леди вспомнила, что в комнате пахло пепперони. Оказался доставщиком пиццы.
Я перехватила взгляд Сэнсома, направленный на кофеварку-эспрессо Кимберли стоимостью в семьсот долларов.
— Хотите кофе?
Он засмеялся и похлопал меня по руке:
— Нет, спасибо, но, право же, вы такая милая. Запахи, Энджи.
— Только духи Кимберли на наволочке. Она пахла розами.
— Он что-нибудь говорил?
— Сказал «черт», когда я ткнула его в глаза.
— Что-нибудь примечательное в его голосе?
— Я не помню. Он как-то буркнул это, что ли. Негромко.
— Энджи, после того как нападавший вас порезал, он делал с вами что-нибудь еще? Ну хоть что-нибудь?
Я вспомнила язык, лизавший мне шею, зубы, покусывавшие рану. В этот момент снова появился Трухильо.
— Никаких следов взлома ни здесь, ни внизу. Мисс Маккафри, у кого-нибудь еще есть ключи от вашей квартиры, кроме вас и Кимберли?
