Грета попыталась вообразить эти станции слежения, туманно представляя себе нечто вроде аспирантов-геологов, следящих за сейсмографами, что никак не укладывалось в ее мысленную картину ада. Идею о том, что может существовать нечто сверхъестественное, но не связанное ни с одним из главных игроков, было не менее трудно усвоить. Приходили в голову обрывки едва задержавшихся в памяти произведений Лавкрафта: нечто, обитающее во тьме за пределами реальности, слепые идиоты-божки, непрерывно танцующие под сводящие с ума пронзительные звуки флейты, нескончаемое шарканье и топание, пока жернова вечности приближают конец вселенной.
Видимо, какие-то ее мысли оказались слишком громкими, потому что Фаститокалон приподнял ее голову, приложив тонкий теплый палец к подбородку, и внимательно посмотрел на нее.
– Не тревожься, – предложил он, состроив гримасу. – Я хочу сказать, не тревожься чрезмерно. Не думаю, что тебе следует опасаться, как бы вселенная не взорвалась или не оказалась захвачена безымянными ужасами с многосложным описанием. Эта ситуация… неловкая и нежелательная, но я не думаю, чтобы Сэм или Высший не смогли с ней справиться, если потребуется.
Она внимательно посмотрела на него и подумала: «Это мой друг, друг моего отца, которого я знаю всю мою жизнь, – и он зовет дьявола по имени».
– Мне как-то сложно принять, что Враг рода человеческого и Зверь, называемый Левиафаном и так далее, – это просто Сэм.
Фаститокалон улыбнулся той странной и неожиданной улыбкой, которая освещала все его лицо.
– Сэмаэль. Переводится примерно как «Кара Божья», что звучит неплохо. Ему нравится быть громадным белым змием… когда он не находится в облике ужасающе красивого андрогинного крылатого и так далее. И я хочу сказать – очень большим. Длиной этак тридцать шагов, вот такой в обхвате. Черные глаза с красными зрачками. Короче, без тонкостей и всяких там нюансов.
Его голос был полон теплоты и симпатии. Грета решила, что ему нравилось работать на этого Сэмаэля, – и снова стала гадать, что же могло случиться, чтобы заставить его оказаться здесь и постоянно жить в холодных мансардах, занимаясь чужой бухгалтерией.
– Особенно когда он принимает посланцев Свыше, – продолжил он рассказ. – Взгляд стометровой белоснежной змеи обычно выбивает из Ангелов немалую часть невыносимого.
Вот уж в чем Грета не сомневалась.
– А как он разговаривает, когда он змей? Их рты для этого не приспособлены.
– А как он вообще превращается в змея? Как Ратвен, немертвый весом шестьдесят или семьдесят кило, становится непристойно симпатичной летучей мышкой весом всего в несколько граммов? – Фасс пожал плечами. – Это бессмысленный вопрос. Я мог бы углубиться в метафизику, но ты на меня ворчишь, когда я говорю о вычислениях.
– Неправда! – возмутилась Грета, но вынуждена была повиниться. – Ладно, может, и ворчу. Хорошо, тогда не будем говорить, как это возможно. Расскажи мне еще про Сэмаэля.
– Среди других его форм есть довольно убедительная человеческая, мужского пола поразительной физической красоты, облако парящих глаз и светящаяся точка, яркая, как сварочная дуга. Андрогинное крылатое существо – вот его форма по умолчанию.
– Без красных носков?
– Без красных носков. И у него нет хвоста и копыт. И рогов. У многих демонов они есть, знаешь ли. Большие витые считаются дурным вкусом, но вот аккуратные ухоженные рожки вполне в рамках респектабельности.
Ей все сильнее казалось, что все это – сон, что ее старый друг и автобус вокруг них вот-вот поблекнут и превратятся во что-то другое, но тут Фаститокалон ткнул ее локтем в бок, заставив выйти из транса.
– Наша остановка.
* * *
Она забыла о Небесах и Аде, завязнув в долгих процедурах, требовавшихся для того, чтобы ее машину отбуксировали в мастерскую и проверили, возможно ли спасти обивку. Снова пошел дождь – та мелкая ледяная морось, которая забирается под воротник и лишает человека энтузиазма и мотивации, – и отсыревшие волосы прилипли к ее лицу и шее.
Фаститокалон проделал тот свой трюк, когда его становилось очень-очень сложно заметить: не невидимость, не исчезновение, просто… его оказывалось на удивление легко игнорировать. Он закрыл глаза и вроде как не обращал ни малейшего внимания на ее борьбу со страховой компанией.
– Да, – сказала она в телефон. – Отлично. Наконец-то. Меня это устраивает. Пусть результаты передадут по этому телефону и оставят сообщение, если я не смогу ответить. Так. Нет. Спасибо.
Она закончила разговор, пнула переднее колесо малолитражки – из чистого принципа, – а потом прищурилась на небо.
– «Если вы в этой стране чего-то хотите добиться, приходится жаловаться, пока не посинеешь», – так, кажется, кто-то когда-то сказал. Идем. Квартира у меня не роскошная, но хотя бы теплая. Заварю нам чая.
Она вдруг заметила, что разговор получается односторонним, и пристально посмотрела на Фаститокалона, вернее – на то место, где, как она знала, Фаститокалон находится, хоть в этот момент он и не был четко видимым.
– Фасс? Что такое?
Он вскинул руку, возвращаясь к своему обычному сероватому облику. Глаза у него были прикрыты, и выглядел он, как человек, который изо всех сил старается что-то вспомнить – или уловить еле слышную мелодию. Несмотря на инстинктивное желание тут же спросить, что он, к черту, делает, Грета замолчала, наблюдая, как он медленно поворачивается, выискивая нечто такое, чего ее чувства не регистрировали. Он еще чуть повернулся, после чего застыл на месте и закрыл глаза. Когда они снова открылись, зрачки превратились в точки ослепительного оранжевого света, словно внутренняя сторона его глазных яблок горела. Грета невольно отступила на шаг: впечатление было поистине ужасающим.
Он моргнул, и оранжевый свет погас.
– Извини, – сказал он. – У тебя странный цвет лица. Присядь на минуту, ладно?
Одно дело – знать, что твой старинный друг – не человек (ее это не волновало: если на то пошло, большинство ее друзей были отнюдь не людьми), но время от времени его внутренняя чуждость вдруг пробивалась наружу и включала у нее в подкорке скрытый механизм, который приказывал: «Беги!» Грета содрогнулась – всем телом, – и к ней вернулось самообладание.
– Я в порядке, – заявила она. – Просто… может, в следующий раз предупредишь меня, когда соберешься такое сделать? Что случилось? Что ты увидел?
– Я знаю, куда он пошел после того, как ты убежала, – сообщил ей явно встревоженный Фаститокалон. – След слабый, но четкий. Послушай: возвращайся на автобусе к Ратвену, где безопасно. Я хочу немного пройти по следу, посмотреть, что смогу найти.
– Хрен тебе, – возмутилась Грета. – Я тоже пойду. Он испортил мне машину, пытался перерезать мне горло и говорил такое, что воспитанному джентльмену не положено говорить даме. Я хочу присутствовать при том, как ты его найдешь.
Фасс со вздохом зажал себе переносицу.
