– Ведите, – сказала она, поднимаясь на ноги и в последний раз обводя взглядом туннель: кучи перьев, черное пятно крови на полу, трупы тех двух монахов из «Меча Святости», которых Фаститокалон пытался освободить. – Все закончилось, да? Все закончилось?
– Да, – подтвердил Варни… и, следуя за ним из бомбоубежища, Грета несколько удивленно подумала, что верит ему.
* * *
Грете подъем по винтовой лестнице в темноте позже совершенно не хотелось вспоминать. Там было не совсем темно: света, излучаемого глазами Варни, едва хватало, чтобы различать ступени, так что Грете с Крансвеллом приходилось двигаться медленно, нащупывая себе дорогу. Казалось, это восхождение длилось часы: все мышцы ее тела ныли, а она на одной только силе воли заставляла себя подняться еще на одну ступеньку, и еще на одну, и еще.
У Крансвелла разбились часы, так что Грета понятия не имела, сколько времени они провели внизу, под городом. На поверхности сейчас мог быть полдень, а могла быть уже следующая ночь. Она настолько устала, что не способна была думать самостоятельно и последовательно, и это только усугублялось тем, что лестница представляла собой тугую спираль, тошнотворную и нескончаемую. Не представляла она себе и того, в каком состоянии может оказаться мир, когда они в нем появятся, – однако сил не хватало даже на то, чтобы особенно по этому поводу тревожиться.
Грета настолько потерялась в своих путающихся и вязких, как патока, мыслях, что не заметила, как темнота в шахте постепенно меняет цвет. Она чуть было не налетела на Варни, когда тот остановился и вскинул руку.
Прямо перед ними линии света очерчивали какую-то дверь. Грета… что-то услышала. Сирены. Городской шум: люди, машины.
Варни очень осторожно приоткрыл прямоугольную дверь, впуская свет, тусклый, сероватый, от которого все равно стало больно глазам. Он посмотрел в щелку, а потом открыл створку во всю ширину и шагнул наружу.
Она последовала за ним, а Крансвелл замкнул их шествие. Они оказались… Грета заморгала, осматриваясь… оказались на островке безопасности между Ньюгейт-стрит и Кинг-Эдвардс-роуд. Колокольня церкви Христа в Грэйфрайарз высилась прямо напротив, ловя шпилем первые лучи, как поняла Грета, рассвета.
Это был… Лондон. По-прежнему на месте. По-прежнему целый. Хотя как раз в эту минуту мимо промчалась пожарная машина с включенными мигалкой и сиреной: в воздухе висел тяжелый запах дыма. Грета увидела два… нет, три столба черного дыма, поднимающегося над крышами.
«Монахи забросали бутылками с бензином не только дом Ратвена, – поняла она. – Они этой ночью немало поработали».
Она посмотрела на себя: вся в грязи (к счастью, большая часть крови казалась черной и потому пугала меньше). Остальные вымазались не меньше. Ратвен, так и висящий у Варни на плече, тихо застонал – и Грета почувствовала, как разверзается зубастая пасть отчаяния, грозя ее поглотить: ему надо в постель, ему нужна врачебная помощь – а его дом, наверное, превратился в дымящиеся развалины, и им некуда идти…
– Что будем делать теперь? – спросил Крансвелл. Белесая пыль покрывала его волосы, делала темную кожу лица пепельной. – Не хочу быть капитаном Очевидность, но мы вроде как в плохом виде…
– Мы идем, – объявил Варни, выпрямляясь, с видом человека, пришедшего к решению, – в «Савой».
Грета воззрилась на него. Под слоем грязи выражение его лица понять было невозможно.
– …Где я сниму апартаменты, чтобы разместить всех нас, – продолжил он. – Надо полагать, это приемлемый вариант?
Грета переглянулась с Крансвеллом.
– Э… – отозвался он, – …мы сейчас одеты не для пятизвездочных отелей…
– За долгие века я хорошо понял одну вещь, – заявил Варни. – Люди готовы не обращать внимания на любую эксцентричность, если вы вручаете им достаточно денег. – Нам в эту сторону, кажется.
Он кивком указал направление и зашагал вперед, продолжая нести Ратвена без видимых усилий.
– Он это серьезно? – вопросил Крансвелл, глядя тому в спину.
Грета медленно покачала головой, обнаружив, что, оказывается, все-таки не настолько устала и замучилась, чтобы не улыбнуться.
– Знаешь… сдается мне, что да.
* * *
Заря уже омыла бледно-розовым и лимонно-желтым светом восточный край неба, когда они дошли до реки, и, несмотря на чуть задымленный воздух (еще один черный столб поднимался где-то в районе Саутуорка), Грета решила, что еще никогда не видела столь красивого рассвета. Вода была жидким серебром, зеркально-спокойным. Ни один ветерок не шевельнул ветви деревьев на набережной. Скорлупки кабинок колеса обозрения, застывшие неподвижно, сверкали, словно драгоценные подвески на гигантском браслете.
Она ужасно боялась увидеть особняк Ратвена – или то, что от него осталось: в ее воображении он превратился в черный провал погреба с обгоревшими стропилами, торчавшими из него гнилыми зубами. Грета прекрасно понимала, что не имеет отношения к возникновению этого пожара, однако все равно ощущала чувство вины и не могла не тревожиться о Кри-акхе и его людях и не гадать, где они сейчас.
Дальше по улице все еще стояли пожарные машины и расхаживали пожарные, что-то делая своими пожарными рукавами, – и небольшая группа зевак пока не разошлась. Грета заставила себя остановиться и посмотреть поверх их голов на останки дома, и… на секунду вообще потеряла способность дышать от резко затопившего ее облегчения. Особняк по-прежнему был там!
Крыша прогорела. Сквозь окна верхнего этажа видно было небо, и весь фасад дома почернел от дыма, но как раз на ее глазах какой-то пожарный высунулся из окна второго этажа и начал перекрикиваться со своими коллегами, стоящими на тротуаре. Значит, второй этаж существует. Может быть, уничтожено не все.
– Иисусе Христе! – ахнул Крансвелл. – А… монах? Хейлторп. Он еще там?
Она об этом не подумала.
– Наверное. Вот же… Если… если найдут то, что от него осталось, если его смогут опознать, то у Ратвена возникнут проблемы не только со сгоревшим домом…
– Грета, – прервал ее Варни, понадежнее пристраивая Ратвена у себя на плече. – «Довлеет дневи забота его». Мы разберемся с вопросом об особняке и с тем, что и кто могли там оказаться, только после того, как немного придем в себя.
– Надеюсь, гули целы, – проговорила она очень тихо и напряженно.
– И я тоже, но мы ничего разумного сейчас в этом отношении предпринять не сможем.
– Он прав, – сказал Крансвелл и обнял ее за плечи. – Давайте не задерживаться, хорошо? Мы вроде как запоминающиеся.
На самом деле они оказались отнюдь не единственными перепачканными и ошеломленными, временно без домов, бродящими по улицам после ночного хаоса, – и Грета была этому рада, ковыляя дальше и оставив позади дом Ратвена. Она подумала, что никогда в жизни еще не была настолько измученной: голова кружилась от усталости, и она была рада, что Крансвелл продолжает ее поддерживать.
