Пить это я, разумеется, не стал, да меня никто и не контролировал. Все внимали облитому пойлом бородачу, излагавшему подлинную родословную свиномордого. Не слишком высокохудожественно, зато эмоционально и познавательно. В частности, он подтвердил мою гипотезу, что в предках у данной особи свиньи тоже наличествуют, причем не абы какие, а страдающие целым букетом неприятных наследственных заболеваний.
Под этот монолог проскочил фейсконтроль и я.
Со следовавших за мной Медвежонка, Оспака и Стюрмира никто капюшоны сдергивать не стал. Может, потому, что сразу была видна их гендерная принадлежность, а может, из-за того, что не дотянуться.
В общем, мы без потерь прошли первый этап: проникли в священное место.
Там оказалось тесновато. Притом что здешнее капище было попросторнее того, где мы так удачно разжились «священным» золотишком.
К сожалению, на голове здешнего древня-кровососа золотой короны не наблюдалось. Черную лопоухую башку украшал не конвертируемый в валюту растительный венок размером с похоронный, а что там ниже, на шее и на тулове, мне отсюда не было видно.
Народ вокруг бурчал и бормотал. И были это не обычные разговоры. Каждый, похоже, был сам себе и дирижер и собеседник.
В центре заголосили. О, кажется, начинается!
Я пихнул Стюрмира, показал знаком: выдвигаемся. Стюрмир поднял руку над головой: дважды сжал и разжал кулак. Как там остальные бойцы, я не видел – не с моим росточком. Однако я надеялся, что сигнал принят и понят. Ничего. Скоро и мне откроется вся диспозиция.
Наша восьмерка разделилась.
Свартхёвди, Оспак, Стюрмир и Вифиль надавили, раздвигая толпу, и направились к центру сборища.
Я, Заря и братья Крумисоны взяли чуть в сторону – к намеченной заранее крыше.
Пение стало громче, а толпа – плотнее. Мы раздвигали ее не без труда. Не то чтобы нам оказывали сопротивление. Просто тесно. А также душно, дымно и как-то гнетуще. Рычание сотен голосов давило на психику. Да и дымок, похоже, не совсем простой. Что-то здешние служители культа в него намутили. Но хочется надеяться, не особо убойное, и нам удастся сохранить контроль над собственными мозгами. Тем более все наши прекрасно понимали: мы – на вражеской территории. Значит, ничего не есть и не пить. Это у всех здешних – в подкорке. Принял что-то: воду, кусок лепешки – и ты уже гость. Со всеми вытекающими.
А мы сюда не в гости пришли. Волки в овчарню не в гости ходят.
Наши действия со всеми возможными вариантами были проговорены заранее. Один отряд блокирует ворота, другой занимает господствующие высоты, остальные действуют в толпе. Задача – взять под контроль жреческую верхушку и начать фильтровать народ. При сопротивлении реагировать жестко. Местных с дубинками всерьёз можно не принимать, но в толпе могли быть не только смерды, но и профессиональные бойцы-дружинники. Причем вооруженные. И в непонятном количестве. Ведь здесь, навскидку, никак не меньше тысячи человек. Нас же чуть больше полусотни. Для овчарни – более чем достаточно. Но при наличии сторожевых псов придется поработать клыками.
Крумисоны вывели нас правильно – к глухой стене бревенчатого строения неподалеку от полянки идолов.
Рев толпы внезапно усилился. Очень кстати. Из-под плаща Трюгви появилась бородатая секирка с узловатым ремнем. Наработанный бросок – и один Крумисон уже карабкается наверх, а второй согнулся в пояснице, упершись руками в стену, ему на спину вспрыгнула Заря, ухватилась за ремень. Влезший на крышу Трюгви помог ей вскарабкаться. Ремень упал – за него ухватился Траусти.
Я оглянулся. На нас вроде никто не обращал внимания. Народ полностью погрузился в процесс.
Ремень снова скользнул вниз по стене, я, подпрыгнув, ухватился за него, уперся ногой в щель между бревнами…
И тут меня мощно рванули за вторую ногу. Да так, что я вынужден был выпустить ремень, чтобы не сдернуть с крыши Трюгви.
Опаньки! Да это же наш жречонок свиномордый. Вцепился, аки клещ, в мой замшевый сапожок и не отпускает. Кабы не моя растяжка и развитый вестибулярный аппарат, валялся бы я сейчас на земле.
– Красава! – осклабился свиномордый…
И тут наконец-то разглядел мое лицо.
И оно настолько ему не понравилось, что он даже ногу мою не удержал. Тем более что я подшагнул на опорной и надавил весом.
– Ты чё… – свиномордый попробовал вступить в диалог, но тут его макушку с хрустом проломила стрела.
Вот это зря. Я бы его сейчас тихонько отключил.
А может, и не зря. Всё равно никто ничего не заметил.
Певучий рокот толпы вдруг прорезал женский крик, полный боли и отчаяния…
И тут же утонул в радостном реве народа.
А я наконец-то оказался на крыше и теперь видел всё.
И увиденное не обрадовало.
Кровь в красноватом свете костров казалась черной. И крови было много. Кучка жрецов у столбов-идолов была заляпана ею по уши. Идолы – тоже. И те, кто стоял в первых рядах.
И бойня, похоже, только набирала обороты.
Труп вскрытой от горла до лобка женщины жрецы швырнули к ногам идола поменьше и взяли в оборот еще одну жертву. На этот раз мужика.
Этот умер почти беззвучно. Его ухватили в восемь рук, расположили горизонтально, после чего палач-ритуалист взмахнул серпом и вскрыл мужику глотку до позвоночника. Кровь хлынула в подставленную емкость из желтого металла. Все заорали, но даже сквозь ор я услышал, как один Крумисон спросил у другого:
– Как думаешь, это золото или медь?
– Думаю, медь, – ответил второй. – Слишком здоровая.
Еще одну девку вытащили к идолам. Голую и, похоже, одурманенную. Голова у нее болталась, как у тряпичной куклы. Девку подняли и усадили верхом на деревяху, изображавшую, надо полагать, идолов детородный инструмент.
Жрец с наиболее массивным головным убором задрал на себе рубаху до пупа и закрепил ее веревкой. Его собственный инструмент топырился под солидным брюхом.
Публичного изнасилования не случилось. Произошло худшее: ублюдок всадил в низ живота девки метровой длины тесак и принялся ворочать им у несчастной внутри. Та даже не вскрикнула. И дернулась только один раз. Хочется верить, что ублюдок убил ее первым же ударом.
– Ты глянь-ка, Трюгви! Этот колдун кончил! – раздался надо мной возглас Траусти Крумисона.
Всё. Мое терпение тоже кончилось.
– Милая! – Я коснулся плеча жены. – Сможешь воткнуть стрелу ему в брюхо?
– В ухо? – не расслышала Заря.
– В кишки! – крикнул я. – Пусть тоже повеселится!
Загудела тетива – и жрец сложился пополам.
– Один! – заорал я во всю мочь по-скандинавски. – Тебе, Один!
Это был сигнал. Перекрывая рев толпы, ночь разорвал леденящий души рык. Наш главный воин Одина перешел в боевое состояние и, расшвыряв языческих прихожан, вырвался на освещенную площадку, устроив там реалити-шоу «Полетели клочки по закоулочкам».
