Кто-то крикнул:
— Казак!
— Нет, — вставил Роберт, — меня ещё не приняли.
— Так мы щас, — заорали казаки. — В Бога веруешь?
— Верую!
— И в Богородицу веруешь?
— Верую!
— А ну перекрестись!
Роберт крестится. Не то свечи тускло светили, не то вино слепило глаза, но не заметили они, что крестился он не справа налево, а наоборот А может, не придали значения. Главное: в Бога верует и признает Богородицу.
— А как он в бою был? — несётся чей-то дотошный голос.
— Как абрек!
— Казак! — орёт кабатчина.
Поднимаются чарки за принятого казака.
Дошла очередь в рассказе и о днепровском кошевом и его подвиге. Его помянули. Вспомнили и своего атамана, его героический поступок. Помянули и его. И тут казаков словно прорвало:
— Предали его! Предали! — раздались полупьяные голоса.
— Как предали? Кто был отладчиком? — поднялся Андрей.
И тут наступила тишина. Страшное это слово у казаков. Оно требует доказательств. Но где они? Атак брякать языком — и головы лишишься. У казачества с этим пощады нет. Нечего напраслину возводить! О чём-то догадывался Андрей, но расспрашивать пока не стал. Нарушил он эту гнетущую тишину, начав рассказ о гибели Саввы. И этого казака помянули. Потом вспоминали своих...
Несколько кабацких дней сгладили в душе Андрея боль потери, но не стёрли её из его сердца. И он поклялся себе, что всё узнает. Казаки говорят: если гора не идёть к казаку, казак идёть к горе. Пришёл всё же атаман к Андрею в курень. Зашёл, усмехнулся, а потом:
— Здорово, казак.
— Здорово!
— Гляжу, — атаман подошёл к лежаку, рукоятью нагайки поправил шкуру и сел напротив Андрея, — загордился ты, есаул, всё мимо проходишь. Чевой-то не заходишь?
Андрей окинул его с головы до ног. Лицо у того округлилось. Появился второй подбородок. Да и одет хоть по-казацки, но тщательно. Всё шито из дорогого материала.
— Да всё никак со временем не управлюсь. Только думаю зайти, а тута казаки зовут в кабак. Не пойдёшь, скажут, нос задирашь...
— Скажуть. — Хист улыбнулся, потом спросил тоном, как будто его это и не интересует: — Как дуван?
— Казаки довольны, — односложно ответил Андрей.
— Ну и хорошо, — Хист поднялся, — заходи.
— Зайду. Подожди, Хист — поднялся и Андрей, — скажи, как погиб Семён?
Лицо Хиста мгновенно изменилось. Только что светившееся на нём самодовольство улетучилось. Андрею даже показалось, что он впал в замешательство. Но быстро нашёлся.
— Сам виноват — он ударил плетью по сапогу, — меня не дождался. Казаков до коша отправил. Героем стать... захотел.
— Во как, — Андрей посмотрел на атамана.
Хист отвёл взгляд в сторону.
— Да, жаль, конечно. Но что делать. Каждого казака его ждёть. Ты чё думашь делать? — спросил он, взглянув на Андрея.
— Да мыслю к рязанским казакам съездить, как-никак я устраивал их.
Глаза Хиста сузились:
— Ты покель не наказной...
— Казак — птица вольная, — ответил Андрей и, взяв бешмет, надел его.
Хист понял, что Андрей закончил встречу, и направился к двери. С порога обернулся и спросил:
— Откелева твой новый друзек?
У Андрея не было времени расспросить Роберта о его прошлой жизни. То сражение на суше, то на море. Битва с пиратами, которые позарились на их богатство. Жизнь в Болгарии тоже была несладкой. Там им разрешили жить с условием, что они помогут отбить нападение то венгров, то чехов. Одним словом, только успевай оглядываться. Что было ответить атаману?
— Он христианин, — сказал Андрей, надевая шапку.
Хмыкнул Хист и, хлопнув дверью, вышел. Андрей видел, как атаман отвязал коня и ловко запрыгнул в седло. Коняга была редкой игреневой масти. Не очень ласковыми глазами проводил Андрей атамана. А из головы не выходила растерянная физиономия Хиста. Потом в ушах Андрея зазвучал голос Семёна: «Если со мной чевой-то случится, не бросай Дарьюшку». В одну из ночей она даже ему приснилась. И с той поры он думал о ней. Ему представлялось её весёлое радостное лицо при их встрече, а потом... «О Господи, да как я ей это скажу!» И сердце сжималось от боли. Он всё оттягивал отъезд. Но приход Хиста подтолкнул его к этому шагу. Вечером Андрей объявил друзьям о своём намерении и спросил:
— Кто желает со мной ехать?
Они дружно согласились составить ему компанию. Другого он и не ожидал. Перед отъездом, правда, Митяй спросил:
— Андрей, а ты атаману сказал?
Тот уклончиво ответил:
— Он знает.
Несколько дней относительно спокойного пути, и они у сторожевиков. Сколько защитники Рязанской земли порассказывали своим неожиданным гостям:
— Редкий день не брались мы за сабли! Зато нас полюбили рязанцы! — с восхищением хвастались они.
Пожив там несколько дней, поучаствовав в нескольких сражениях, рассказав о своём походе, они тронулись в обратный путь. По пути в кош Андрей неожиданно свернул с дороги на едва заметный прогон. Он решил больше не прятать Дарьюшку от друзей и всем заехать к ней домой. «Всякое может и со мной случиться», — подумал он. Вот и поворот за которым открывалась деревушка. Раньше уже отсюда был слышен собачий лай, а сейчас тишина встречала их.
В предчувствии беды у Андрея забилось сердце. Он пришпорил коня и ворвался через висевшие на петлях ворота на деревенскую улицу. Что это? Вместо домов виднелись только чёрные остовы да торчали кое-где печные трубы. «Неужели?!» — он хлестнул коня. Доскакав до конца улицы, где был дом Макара, Андрей увидел на его месте одни головешки. Толкнув ногой обгоревшую створку ворот он прошёл во двор. Подъехали приотставшие друзья. Непонимающе смотрят то на Андрея, то на головешки. В бессилии опустился Андрей на какую-то чурку и схватился за голову. «Что же здесь случилось? Что ему делать? Где Дарьюшка?»
Андрей сидел, не шевелясь. Друзья его не трогали. Сколько бы так он просидел, одному богу известно, если бы ни чей-то скрипучий голос:
— Вот что натворили нехристи!
Андрей оглянулся. За его спиной стояла старуха, опираясь на клюку. У неё было морщинистое лицо, но удивительно молодые глаза.
— Мать, — Андрей поднялся, — что здесь случилось?
И та всё рассказала:
— Какой-то русский привёл сюда татар. Это я видела собственными глазами. Он ехал впереди и что-то рассказывал татарину. Этот русский уже здесь бывал. Я его видела раньше, он искал Макаров двор.
— А ты откуда знаешь? — спросил Андрей.
— До него туды приехал Семён с парнем. Потом те уехали, а явился ентот. Поймал двух сельчан и сказал, что отстал от другов и где они, не знает. Те и показали Макаров двор. Я всё видела своими зенками. Ты, ты тогда был. Я тя узнала.
