— Дед Алим, — радостно воскликнул Митяй, бросаясь к нему.
— Ааа! — успокоительно произнёс дед, узнав Митяя. — Хворого привёз, — догадался он, потихоньку освобождаясь из крепких объятий парня, — тащи его в курень, а я хапой займусь.
Я щас! — Митяй бросился к выходу.
ГЛАВА 6
Отпраздновав Сретение Господне, тверской князь Александр послал бояр Александра Романовича и Захария Кошку в качестве послов просить князя Ивана Даниловича и его супругу, княгиню Елену, пожаловать к нему в Тверь на день Благовещания Пресвятой Богородицы.
Послы были снаряжены достойно: новые кареты с печами и облучком, солидный обоз с провиантом и подарками. И сотня дружинников.
Весь этот обоз двигался не очень быстро: мешали метели. Иной раз пуржило так, что хоть глаз коли, ничего не видно. Наконец, добрались до деревни Ходынки. Вечерело. Бояре решили заночевать в деревне, а с утра снарядить гонца в Московию, чтобы тот предупредил князя об их появлении. Смерд Захарий согласился показать дорогу до кремля.
Ещё не светало, а Захарий и гонец уже тронулись в путь. Стояла морозная погода. Полная луна серебряными лучами освещала дорогу. Захарий, закутавшись в овчинный тулуп, ехал молча. В такую рань разговаривать не хотелось. Молчал и тверичанин. Ему впервые доверили такое дело, и он обдумывал, что скажет князю. Пока он думал, впереди замелькали огни.
— Московия? — спросил тверичанин.
Захарий, посмотрев вперёд, потом вокруг, ответил:
— Нет. Тверская слобода.
После заутрени московский князь решил съездить в Мягково, где добывали белый известковый камень. Он заложил первую в Московии каменную церковь Успения Богородицы, чем очень гордился. Вчера он был на месте закладки. Каменщики работали споро, но у них кончался камень. И князь пообещал, что поторопит добытчиков.
Проезжая мимо церкви Иоанна Предтечи, единственной на кремлёвской территории, он увидел, как из её дверей вышел высокий сгорбленный священник. Князь сразу узнал его. Это был Пётр, митрополит всея Руси. Догнав его, Иван Данилович спрыгнул с коня.
— Слава Всевышнему! — сказал он, склоняясь и целуя его руку.
— Да пошлёт он тебе свои милости! — произнёс митрополит, крестя князя.
— Далеко ли путь держишь? — спросил митрополит.
— Да в Мягково!
Пётр понял, зачем, и улыбнулся доброй старческой улыбкой.
— Растёт, — бородой показывая на возводимые стены церкви, произнёс митрополит.
— Хочу, чтобы росла быстрее, — ответил князь.
— Ну, ступай, — митрополит ещё раз перекрестил его.
Спустившись к берегу, проехав сквозь торговые ряды, князь по льду реки выехал на другой берег. Не успел въехать на улицу, как встретил двух всадников. Один из них ещё издали снял малахай и что-то сказал спутнику. Тот, когда подъехали поближе к князю, спрыгнул с коня и, прижав руку к сердцу, произнёс:
— Князь, дозволь слово молвить.
— Кто ты будешь, мил человек? — спросил князь, останавливаясь.
— Я — Иван, сын Бурка. Еду, князь, к тебе по повелению своего великого князя Александра, — при этих словах князь скривился, — велено мне сказать, что едут к тебе его посланники, они тебе кланяются и нижайше просят их принять!
— Где они? — быстро спросил князь.
По его тону можно было понять, что эта весть не очень его обрадовала. О том, что его хочет пригласить в Тверь Александр, он знал. Поведал ему об этом сам митрополит, отказать которому он не мог, хотя в душе был против. Одна из причин — боязнь. Хан Узбек был хитрым, умным правителем. Его устраивало, что эти два самых сильных княжества ведут постоянную борьбу друг с другом, подрывая свои силы. А если они объединятся? Нет, хан никогда этого не позволит! Тогда зачем накликать на себя несчастье? Но в то же время, как потом ему смотреть в глаза митрополита Петра, который очень хочет, чтобы князья жили в мире, в дружбе. Он как-то сказал:
— Мы поставлены от бога, чтобы удерживать вас от кровопролития.
Мысль работала быстро.
— Иван, сын Бурка, — князь обратился к гонцу, — хочу вас хорошо, по чину встретить. Велю подождать в Тверской слободе. Я пришлю за вами своих бояр. Так и передай.
Иван, сын Бурка, улыбнулся:
— Слушаюсь, князь. Вели ехать?
— Ехай! — бодро сказал Иван Данилович, стегнул коня и поскакал назад, отложив поездку в каменоломни.
В гридницу он пригласил бояр Василия Кочеву, Никиту Плещея, дворского Осипа Уварова. Войдя в гридницу, они застали князя сидящим у очага. Он грел руки с мороза. Князь не стал пересаживаться в кресло за большим столом, а сказал им взять сидельца и подсаживаться к нему. Когда они уселись в полукруг, Иван Данилович оглядел их, точно видел впервые, потом произнёс:
— К нам пребывает тверское посольство.
Сказав, опять поочерёдно посмотрел на приглашённых. Осип заёрзал на месте. Князь усмехнулся.
— Что, гостям не рад? — и добавил: — Я и сам не рад. Но... — и пожал плечами.
Помолчав некоторое время, снова заговорил:
— Ты, — он показал пальцем на Василия, — едешь встречать гостей. Привезёшь их завтра к ночи. Въезжать будешь через западные ворота. Ты, — князь поглядел на Никиту, — уведоми баскака, что завтра выезжаем на соколиную охоту. Скажи ему, что я подарю ему лучшего сокола.
Плещей улыбнулся:
— Он любит это!
Улыбнулся и князь:
— Кто не любит! Возьмёшь шатры, — голос князя посуровел.
— Надолго едем-то? — спросил Плещей.
— Пока гости не уедут — ответил князь. — А ты, Осип, сделай так, чтобы они из стен не выходили.
Всем было ясно, что князь не хочет, чтобы баскак знал о прибытии тверичан. Только они не понимали одного: баскак без князя не поедет. А как же гости? Ивана Даниловича трудно провести. Он понял, что их мучит.
— Осип, — сказал князь, — сходишь к митрополиту и возьмёшь у его дворского траву, которой преподобный освобождает желудок.
Все поняли намерения князя и заулыбались. Но взгляд князя был строг.
— Василий, ты споймал... стародубского сыночка? — неожиданно спросил князь.
— Нет, — ответил тот, опустив голову, — ищем, но он как в воду канул.
— Ищи. Мы на нём покажем другим не замышлять подобные поступки.
На другой день, спозаранок, из кремля выехал небольшой отряд. Редкие путники, встречая его, отмечали про себя: «Князь едет на охоту». Об этом они догадывались по сокольничим, которые держали на руках хищных птиц. Князь ехал рядом с баскаком. Тот был рад такой неожиданной поездке. Засиделся в хоромах, душа просила простора. Баскак рассказывал князю, как он в детстве в далёких монгольских степях охотился с отцом. Князь слушал, но весь его вид говорил, что он о чём-то сосредоточенно думал.
