Кир выпрямился и обвел властным взглядом весь мир.
В тот же миг персы разом соскочили с коней и с радостными криками двинулись навстречу своему царю, победителю чудовища. Да, его подвиг был достоин и самого Геракла. Великий силач, несомненно, признал бы царя персов своим собратом.
Даже чужестранец Кратон испытывал гордость от того, что служит такому славному царю-герою, и стал снисходительно поглядывать на парфян. Те тоже спешились, и, хотя их здесь было куда больше, чем хозяев гор, они тихонько обступили персов со всех сторон, терпеливо дожидаясь, когда их подпустят к победителю зверя и к самому поверженному чудовищу.
Только «скиф Азал» не двинулся ближе ни на шаг, так и остался в стороне. Но Кратона учили зоркости в школе Болотных Котов, и он видел, что Азелек очень радовалась победе своего необыкновенного повелителя, только скрывала свою радость глубоко в сердце.
Она неторопливо убрала стрелу в колчан, повесила лук, а потом, поплевав на пальцы, взялась за поводья и стала разворачивать коня.
На Кратона скифская красавица Азелек не взглянула в тот день ни разу.
Парфяне конечно же дождались своей очереди. Так задумал и того очень хотел Кир, царь персов.
По знаку Кира его соплеменники расступились, пропуская чужаков. Парфяне подошли, но не так близко, как персы, и стали выражать свое восхищение беспорядочными возгласами и взмахами рук. Они словно робели, признавая в царе нечеловеческую силу и ловкость.
Из парфянских рядов выступил на шаг вперед человек наружности более благородной, чем имели остальные, в воинском гиматии из дорогой материи.
— Вот поистине царь! — немного склонив голову, с достоинством проговорил он на арамейском.— Царь, которому надлежит править многими доблестными воинами и большой страной. Приятно и почетно исполнять веления истинного царя.
— Кто ты? — вопросил его Губару.
Парфянин представился кшатрапаваном конницы.
— Так ты хочешь иметь разговор с царем персов? — многозначительно произнес Губару.
— Почту за самый высокий дар богов! — воодушевленно ответил тот.
От парфян отделился еще один человек. Он вышел с медной чашей, полной воды, подал ее стратегу, а тот принял сосуд и торжественно поднес его царю персов.
Кир наклонился, сильным движением погрузил меч в землю и так очистил его от крови, а затем погрузил меч рукояткой в поданный сосуд и омыл в нем свои руки.
По завершении ритуала парфянин осторожно, чтобы не полетели брызги, вылил воду на землю.
— Кшатрапаван, ты хочешь говорить с царем при всех или наедине? — задал новый вопрос Губару.
— Если царь пожелает говорить наедине,— ответил понятливый парфянский стратег.
Губару переглянулся с Киром. Оба казались очень довольными. Даже Гистасп, державшийся в стороне, как равный среди простых персидских воинов, был удовлетворен. На его лице появились розовые пятна, а глаза влажно заблестели.
Персы стояли плечом к плечу с парфянами, и все затаили дыхание.
Кир и парфянин отошли от туши убитого вепря. Стратег приложил руку к сердцу и неслышно произнес две или три фразы. Кир только и сделал, что невысоко поднял руку и кивнул, как если бы парфянин находился у него в подчинении. Тени кустов не успели сдвинуться и на палец, как оба вернулись на прежнее место и парфянин, еще раз поклонившись Киру, с гордым видом вернулся к своим воинам.
Губару еще раз радостно переглянулся с царем. Произошло именно то, чего они ожидали.
— Царь персов приглашает всех на празднество по случаю удачной охоты! — как обычный глашатай, громогласно объявил Губару,— Охота была дарована богами!
Да, теперь можно было считать, что охота на войско Гарпага оказалась удачной.
Тем временем со всего лагеря тянулись к этому месту воины Гарпага — мидяне, каппадокийцы, армене. Появились разгоряченные охотой марды, маспии и другие жители гор, подвластных Киру. Быстро пролетел по округе слух, что царь персов поразил необыкновенного зверя.
Сам Гарпаг появился едва ли не последним. Радоваться ему или огорчаться, он, похоже, и сам не знал. Вид у этого семидесятилетнего стратега — впрочем, еще крепкого в мышцах и костях — был довольно растерянный. Все решилось без него и как бы само собой. С одной стороны, войско как бы оставалось под его началом, а с другой —
уже перешло под начальство Кира. Получалось, что Гарпаг мог вовсе не считать себя мятежником. Возможно, именно эта мысль выражалась на его лице в блуждающей и неясной улыбке.
Прихрамывая и переваливаясь с боку на бок, он двинулся навстречу Киру.
— Царь! Да хранят тебя боги! Как же я рад видеть тебя после стольких лет... — произнес он уставшим, почти жалобным голосом, вытянул вперед руки и повторил: — После стольких лет.
— Мой добрый Гарпаг! — с искренней радостью приветствовал старика Кир. — Сколько раз я приглашал тебя в гости! Вот наконец ты добрался до моих гор. Приветствуя тебя.
Они обнялись, и Кир поцеловал его как равного — щеку. Бледное лицо Гарпага зарделось. Он поцеловал Кира в плечо и смиренно подождал, пока царь сам выпустит его из своих объятий.
— Да, мой старый воспитатель, — проговорил Кир, учтиво отстранив от себя старика. — Мы оба постарели. Сколько серебра! Сколько серебра нажили! Теперь мне вновь понадобятся твои добрые советы.
— Если прикажешь, царь, не стану отходить от тебя ни на шаг! — в волнении отвечал Гарпаг.
Так обрел царь Кир большое войско, с которым уже не страшно было двинуться на Эктабан.
Но прежде царь персов устроил огромный пир. Когда охота только начиналась, я видел стада коз, овец и коров, гонимых к Пасаргадам. Оказалось, царь велел своим соплеменникам очистить от колючего кустарника еще один большой участок земли и забить там для пира всех животных, доставшихся ему от отца. Кроме того, он велел принести большое количество вина и хлеба. Так было приготовлено обильное угощение для всех: как для подвластных ему племен, так и для пришедшего в горы войска.
Такого грандиозного пиршества, какое произошло на следующий день, мне никогда более не приходилось видеть.
В начале праздника Кир отдал отцовское копье одному воину, который во время охоты наткнулся на медведя и в одиночку убил его. Однако воин отказался от дара, сказав, что царь, несомненно, совершил куда больший подвиг. Эллины бы стали спорить, начав сравнение сил медведя и кабана, однако в горах Персиды никакого спора не вышло. Все в один голос стали славить Кира, и тот легко сдался на уговоры. Да и в самом деле копье лучшего охотника принадлежало ему по праву, хотя только малое число сведущих людей, и то мысленно, засчитали ему в добычу целое войско числом почти в двадцать тысяч воинов.
Когда пиршество, длившееся трое суток подряд, стало подходить к концу, Кир призвал к себе своих глашатаев и через них обратился ко всем горным племенам с вопросом:
