Я бросился к царю и прикрыл его щитом, но разбитый щит уже ни на что не годился, а бросок убийцы был настолько силен, что копье прошило разорванное плетение насквозь, сорвало острием кожу с моего бока и со свистом пронеслось мимо меня. В тот же миг мой кинжал настиг бросившегося в сторону злодея и застрял у него в хребте.
Злодей вскрикнул и упал ничком.
Позади же меня не раздалось ни вскрика, ни стона, и я успел восхвалить богов за то, что истинно бессмертные отвели смерть от царя. Но когда я повернул голову, то содрогнулся.
Предательское копье поразило царя чуть выше печени.
Хотя щит и не дал копью пронзить царя насквозь, рана была очень тяжелой.
Кир только глубоко вздохнул, не издав ни единого стона.
Лицо Пастыря персов сделалось мраморно-бледным.
Правой рукой он неторопливо сжал древко и вырвал предательское острие из своей плоти.
Царская кровь брызнула на стол, окрасив оба священных кубка.
— Царь ранен! Царь ранен! — во все горло завопил я.— Коня! Скорее коня!
Своей рукою, еще не потерявшей былой силы, Кир схватил меня за предплечье.
— Найди Азелек! — хрипло повелел он мне.— Найди ее. Скажи... Скажи...
Он стал валиться на бок. Я ухватил царя за плечи.
В этот миг «стены» с южной стороны разошлись, и прямо к царскому месту подвели коня.
Трое «бессмертных» помогли мне поднять окровавленного царя и положить его на коня, причем один из воинов был тут же сражен стрелою.
Я стал быстро отводить коня под прикрытием нескольких всадников. И вдруг царский конь вздрогнул и громко заржал. Варварская стрела угодила ему прямо в шею.
Потащив меня за собой, конь дернулся в одну сторону, в другую, невольно выскочил из-под защиты и сразу был ужален еще двумя стрелами.
Сам я, пытаясь удержаться на ногах, попятился, изо всех сил потянул коня за поводья, но запнулся ногой за край стола и завалился навзничь, так и повиснув на поводьях. И тут-то силы оставили исколотого коня. Туша жеребца рухнула прямо на меня. От ужасной боли в придавленных ногах я потерял сознание и провалился во мрак.
Когда чувства вернулись ко мне, тишина царствовала вокруг, и поначалу я решил, что нахожусь уже в Царстве мертвых.
Но вдруг услышал тихий оклик:
— Кратон!
Невольно встрепенувшись и ощутив очень сильную боль в ногах, я открыл глаза.
Надо мной в ночи пылал факел, а когда огонь отодвинулся в сторону, я увидел над собой освещенное лицо скифской девушки.
— Азелек! — с радостью позвал я.
— Сартис! — изрекла надо мной девушка.— Мать велела найти тебя.
Сердце сильно забилось в моей груди, и стук его стал отдаваться в ногах почти нестерпимой болью. Боясь пошевелиться, я в волнении спросил Сартис:
— Где твоя мать? Царь велел мне найти Азелек.
Мрачная тень промелькнула по лицу девушки.
— Матери нет. Не ищи,— бесстрастно ответила Сартис и отстранилась.
Надо мной осталось только темное небо пустыни, слабо освещенное низкой луною.
Сердце мое сжалось от вести, еще не известной, горькой и страшной. Я с трудом перевел дух.
— А где царь? — вопросил я темное небо.— Сартис, скажи мне. Где царь?
— Царь умер,— донесся голос девушки.
— Как он умер?! Как?! — прокричал я в бескрайний мрак, чувствуя, что больше всех виноват в смерти Кира.
— Он умер на коне,— донесся до меня из недосягаемой дали голос Сартис.
— На коне? — изумился я.
Земля подо мной начинала кружиться.
Слова Сартис донеслись с небес:
— Да. Царь поднялся на коня и умер в сражении как великий воин.
Вот и все, что я узнал о смерти Кира за мгновение до того, как вновь провалился в подземную тьму.
Помню, что очнулся от прохладных капель. Сартис побрызгала мне лицо водой из того серебряного кувшина, который я подносил царю.
Когда меня поднимали в повозку, я смог осмотреться по сторонам.
Залитая лунным светом пустыня вся была усеяна мертвыми телами, среди которых бродили варварские воины с факелами.
По всей видимости, стан Кира несколько раз переходил из рук в руки. Вокруг столов лежали вповалку, бок о бок, персы и массагеты, будто долгое время все вместе пировали по-братски и, утомившись от трапезы, решили не расходиться на ночлег. И все вокруг — земля, столы, тела людей и коней — все густо поросло прямым и низким «тростником». То были стрелы.
Пока меня везли в скифской повозке по направлению к Нисе, я еще много раз спрашивал Сартис о смерти царя, ее отца, и — не только девушку, но и ее соплеменников, которые охраняли меня в дороге. Ничего большего мне не сказали.
В пути я узнал от Сартис, что битва была долгой и очень кровопролитной для обеих сторон. Массагеты пересилили, когда подошло свежее войско, возглавляемое самой царицей Томирис. Почти все персы погибли. Однако, захватив стан Кира и тело самого царя, Томирис запретила своим воинам преследовать остатки чужой армии. По обычаю своего народа, она повелела отрезать голову Кира и увезла ее с собой, дабы превратить в чашу, дарующую силу и власть тому, кто будет пить из нее священное вино. Тело царя она отдала персам.
В Нисе Сартис передала меня слугам Гистаспа. В том городе я окончательно лишился одной ноги. Царский конь, рухнув наземь, размозжил мою конечность об край стола. В пути мышцы загнили, и ее пришлось отрезать.
Там же, в Нисе,— вот усмешка Судьбы! — меня в один и тот же день навестили Шет и Аддуниб. Хотя я никого из них не звал, признаюсь, был, как ни странно, рад обоим.
Оба принесли мне хорошего вина, оба выражали свое сочувствие и оба расспрашивали меня о гибели Кира. Я передал им все в тех же словах, которые услышал на поле битвы от Сартис.
И, судя по выражениям их лиц, оба что-то от меня скрывали. Многим позже узнал я от Шета, что он в тот день обладал величайшей святыней — головой царя Кира, которую выкупил у Томирис. Аддуниб же спустя год, когда мы оба оказались перед гробницей Пастыря персов, уверял меня, что знал об измене, торопился предотвратить ее, но опоздал и теперь всю оставшуюся жизнь будет сокрушаться об этом. Он также сказал мне, что жрецы в Вавилоне стали опасаться его, как слишком осведомленного в их тайных заговорах, и просил меня помочь ему за плату скрыться где-нибудь за пределами царства. Я не держал на него зла и, более того, в некотором смысле был даже виноват перед ним за ту выходку под Ниппуром. Я похлопотал за своего старого недруга, и после смерти Камбиса, которого я сам не любил, он нашел приют в Афинах. Поговаривают, что смерть безрассудного Камбиса была делом его рук. Что ж, у меня был достойный соперник. Но предугадывал ли этот коварный «звездочет» по движению звезд, где и как суждено ему окончить свои дни?
