— Кроме врачевания, я исполнял кое-какие казначейские дела, потому что среди окружения царя не оказалось ни одного человека, знающего письменные знаки и искусство счета. Только через несколько лет часть этих обязанностей приняли на себя дядя царя и один сидонец, придумавший удобные значки для записи.
— Вернёмся к тому, в чём обвинил первосвященник царя Саула, — напомнил Нахт, видимо, сожалея о своих сомнениях по отношению к воле единственного бога эшраэлитов. Раздражение жреца Хнумхотепа его несколько испугало.
— Как я уже говорил, Шомуэл обвинил Саула в неисполнении приказа, который бог передал ему в Скинии. — Гист выпил своё вино и держал пустую чашу в руках. — Старик-первосвященник, а его устами сам бог, требовал чтобы царь, побеждая врагов, убивал всех людей и животных. И даже сжигал имущество побеждённых не беря — ни ценностей, ни одежды. Разрешалось оставлять только оружие.
— Но это похоже на безумие, — почти растерянно произнёс номарх. — Даже самые дикие народы не делают такой глупости. А куда Саул должен был девать украшения из золота и серебра? Выбросить в пропасть? Закопать в песок? А дорогие одежды, ковры и всякую утварь... Сжечь? И зачем резать целые стада овец и прочих животных, оставляя их грифам, орлам и шакалам? Наконец люди... Даже желая наказать за сопротивление и верша священную месть, завоеватели всё-таки оставляют красивых девушек, молодых крепких мужчин и здоровых детей. Ведь их можно выгодно продать, получив большую прибыль. Не понимаю. Тут какие-то очень тёмные ритуалы. Но совершенно бессмысленные.
Гист лукаво усмехнулся.
— Первосвященник добивался, чтобы царь и его приближённые не богатели от военной добычи, чтобы не поддерживать в ополчении желания служить Саулу, — сказал лекарь. — А среди родственников царя, начальников войска и среди простых воинов зрело недовольство. И однажды, после победы над амаликцами, Саул сохранил часть стад, оставил себе верблюдов и дорогие вещи. Он одарил воинов и полководцев, не забыл и свою семью. Тогда Шомуэл прибыл в военный лагерь и при всех заявил: «Бог проклял Саула за непослушание и хочет отобрать у него царский венец». Саул пришёл в ужас и умолял о прощении. Он, конечно, не отказался от царского венца, но сильно огорчился. Он верил властному старику и боялся бога Ягбе. Первосвященник уехал в ярости, понимая, что его планы срываются.
— Это нужно было ожидать, — сказал Нахт, покосившись на жреца.
— Дальше последовали тайные деяния первосвященника. Позже они стали известны, — продолжил Гист. — Шомуэл скрытно приехал в городок Бет-Лехем. Там он помазал на царство юношу, сына некоего Ешше. Юношу звали Добид. Его занятием было пасти отцовских овец. Как оказалось, Добид умел хорошо играть на арфе, знал много песен и молитв. А ещё, гоняя по холмам отару, он постоянно упражнялся в метании камней из пращи.
— Мне кажется, у юноши присутствовали все нужные качества, чтобы носить венец эшраэльского царя, — тонко пошутил превосходительный господин Рехмиу.
— Если бог прилетает в кожаный шатёр, то за царя вполне сойдёт и пастух, — поддержал шутку номарха сиятельный Нахт.
Жрецу Хнумхотепу эти шутки не понравились.
— Бог способен явить своё присутствие в любом месте и, по желанию своему, вознести избранного человека в любое достоинство, — сказал он.
Повинуясь поощрительному жесту номарха, Гист не перестал говорить.
— У царя Саула был двоюродный брат Абенир. Человек смелый, жестокий, весьма неглупый и не желающий упустить ту благоуспешность, какая внезапно выпала ему в жизни. Из землепашца стать правой рукой царя, главным начальником войска... Такое удаётся редким счастливцам. Абенир задумал создать группу соглядатаев, чтобы следить за происками Шомуэла. Здесь, должен сознаться, я всячески помогал Абениру. За Саула были некоторые влиятельные люди из южных областей Эшраэля. Ими владело понимание выгод при царском правлении в противоположность устаревшим требованьям священников. — Гист поперхнулся и опасливо посмотрел на Хнумхотепа.
Жрец сидел неподвижно. Его выбритое худощавое лицо с выступающими скулами не выразило никакого отношения к сказанному.
Гист слегка поёрзал на месте. В его глазах мелькнул признак сомнения. Казалось, он решил избежать опасных признаний, хотя говорил он о своей деятельности в Ханаане египетским вельможам и египетскому жрецу, лицам заинтересованным.
Однако, как только лекарь собрался продолжить повествование, номарх Рехмиу хлопнул в ладони и встал.
— Сейчас нам принесут жареных голубей, утку, тушёную с финиками и чесноком, фрукты, медовое печенье и вино, охлаждающее тело при сильной жаре. Но мы продолжим не здесь, а в садовой беседке. Надеюсь, мудрейший Хнумхотеп, ты сейчас не соблюдаешь пост... — Жрец усмехнулся и покачал головой. — Значит, мы все усладим своё сердце довольством сытости и лёгкого опьянения.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
1
Сидя в ажурной беседке, увитой благоухающими глициниями, Гист обгладал стёгнышки жирного голубя и выпил вина, налитого для всех в одинаковые высокие бокалы. Жрец Хнумхотеп ел фрукты, тоже не забывая приложиться к бокалу. И сиятельный Нахт прихлёбывал пронизанную солнцем, живительную влагу, лишь немного повозившись с голубем.
Зато превосходительный господин Рехмиу бодро закусил двумя голубями да убрал пол-утки с финиками и чесноком. Фрукты, медовое печенье, ещё какие-то сладости не избежали его внимания. Проявление жизнерадостности и прекрасного пищеварения сопровождались не менее обильным употреблением золотистого вина.
Подавали кушанья красивые мальчики в серебристых париках и набедренных повязках. Губы их были накрашены, ресницы начернены, глаза обведены синей краской. Возраст: лет двенадцать-четырнадцать. От них пахло ароматами и свежестью юности.
«Отчего вместо рабынь прислуживают эти красавчики, напоминающие меня в мои юные годы? — подумал Гист, оглядываясь на рабов в набедренных повязках. — Может быть, номарх только прикидывается, расхваливая девиц и сетуя на старческую немощь? А на самом-то деле не так уж он ослабел. Просто интерес его теперь устремлён в другую сторону от женской половины дворца».
Показалось лекарю, что и жрец Хнумхотеп посматривает на стройные тела нежных отроков с каким-то притенённым сладким таяньем в глубине глаз. Хихикнув про себя, Гист попросил разрешения продолжить рассказ о царе Сауле, Шомуэле, Добиде и всём Ханаане.
— Несмотря на укрепление своего царствованья, Саул тяжело переносил враждебность первосвященника, которое он считал проклятьем бога. Его близкое окружение, особенно Абенир, другие полководцы и часто приезжавшие в Гибу влиятельные люди из южных колен сознавали, что всё это стремление снова захватить власть, прикрытое пророчествами и ссылками на волю бога. Но царь был прост сердцем. Он не умел рассуждать так, как те, кто его поддерживал. Ум его временами мутился. Он страдал от бессонницы и мыслей о мести бога Ягбе. И, хотя он перестал подчиняться Шомуэлу, однако верил его ужасным предсказаниям. Говоря по справедливости, предсказания почти полностью сбылись. Саул убит, убиты его сыновья в возрасте воинов. Погиб муж старшей дочери и самые преданные начальники элефов. Однако остался его главный полководец Абенир, сыновья наложниц, внук от старшего сына Янахана.
