Самое же главное и даже невероятное, по мнению Бецера, случилось, когда Саул с Бецером и Гистом приблизились к Гибе.
На голой горе, где находился город с пелиштимским гарнизоном и сборщиками подати, шумело какое-то местное священнодействие. Ведь всегда полно поводов, чтобы устроить жертвоприношение и пророчество. Последнее занятие необычайно в те времена процветало. Народ считал, что среди пророков множество обманщиков и нечистых на руку проходимцев. Однако в обычае было пользоваться их услугами. Ничего не предпринималось без гаданий. Ни сев, ни жатва, ни женитьба или сватовство, ни торговое предприятие не начиналось без рекомендации прозорливцев. Некоторые (например, первосвященник Шомуэл) пользовались необычайным доверием. Другие внушали лишь суеверный страх.
Когда с горы скатилась пёстрая орава взлохмаченных, сверкавших безумными глазами, распевающих молитвы пророков, народ нотой окружил их. Музыканты, сопровождавшие пророков, одни и ярких рубахах и наголовниках, другие полуголые, в набедренных повязках и с козьей шкурой на плечах, играли на бубнах, тимпанах, арфах и свирелях. Пророки голосили, перебивая один другого, и плясали, высоко вскидывая ноги, что считалось непристойным. Мелькали волосатые руки с растопыренными пальцами. Пылили по дороге ноги в разбитых сандалиях. Скакали, завывали потные, разнузданные люди. Простые горожане и сельские жители, пришедшие в город, стояли, разинув рты.
И тут обычно трезво-спокойный сын хозяйственного скопидома Киша, могучий и красивый Саул, будто спятил. Глаза его закатились под лоб. Он протянул к небу смуглые ручищи с буфами мышц, перевитых венами, и заревел, как медведь. Внезапно, оказавшись среди мельтешащей кучи пророков, он тоже заплясал и запел низким угрюмым голосом. Саул был на голову выше остальных. Пророки и музыканты шарахнулись от него как стадо от взбесившегося быка.
— Саул, господин мой, вернись! Нам пора домой! — напрасно взывал к нему Бецер, стараясь прорваться сквозь толпу воняющих прогорклым потом пророков. Саул рычал, завывал и скрипел зубами. Обалдевших от столь необычного зрелища людей становилось всё больше. А Саул, растолкав толпу, начал пророчествовать. И это было так страшно, что женщины с маленькими детьми припустились бежать от этого места. Другие беспомощно заплакали, а иные слушали внимательно, поражённые.
— Слушайте меня, судьи и старейшины! — кричал Саул, сверкая огненными глазами, бледный с траурно чёрным обрамлением бороды. — Слушайте, пастыри стад, и землеробы, и мужи, и жёны, и юноши, и девы, ибо я пою и бряцаю богу! Сердце моё открыто вам, начальники и ревнители в народе, ездящие на ослицах белых, сидящие на пёстрых коврах и ходящие по прямым дорогам. Слушайте мою песнь и моё пророчество! Глагольте мне громовым голосом: «Воспрянь, сын Киша! Воспой песнь Ягбе, как пророчица Дебора во времена Явина-хананея, царствовавшего в Харошет-Гохиме. Она пребывала тогда пророчицей сынов Эшраэля и возглавила войско. Ибо тогда были пусты дороги, как и теперь, из-за нашей боязни врагов». Вот что крикните мне вы, — ведь тогда сразились с царями ханаанскими у вод Мегиддонских. Будет и теперь с нами бог наш, — и звёзды будут сражаться за нас, сойдя с путей своих! И будут ломаться копыта конские от побега врагов наших! И да погибнут враги, как в те давние времена!
— Неужто Саул в пророках? — спрашивали простые люди, знавшие спокойного, трудолюбивого сына Киша. Большинство говорило с удивлением, некоторые с насмешкой. Один плешивый, желтолицый старик, тоже временами пророчествовавший перед народом, сказал злобно:
— Плохой смертью умрёт Саул. Погибнут сыновья его, и закончится род его... — Он закружился, захлёбываясь воздухом и пронзительно взвизгивая, изображая крики злых духов под ударами мечей серафимов
[35].
2
Кто-то, невзрачный, с белёсой бородкой, в неприметном одеянии, пошёл в гору к крепости. Там находился гарнизон пеласгов из двухсот копьеносцев с начальником Меригоном.
Воины у ворот крепости узнали его, кивнули и отодвинули копья с железными наконечниками. Человек прошёл по узкой улочке. Поднялся выщербленными ступенями в гарнизонное помещение. Там тоже стояла пара копейщиков. Человек с белёсой бородкой проследовал мимо них и сказал молодому воину в короткой тунике с красным шитьём на груди, с мечом у пояса и в головной повязке, конец которой лежал на плече:
— Радости и силы тебе желаю, Герта. Где доблестный Мертон?
— Играет в кости со своим возничим Лупусом, — засмеялся Герта. — Жалуется, что ему надоело ибримское вино — кислое и падкое. Он скучает по нашему горькому пиву.
— Не знаю, нужно ли мне беспокоить его. Но обратить внимание не мешает, — произнёс человек с белёсой бородкой.
— Говори, в чём суть.
— Там, под горой, опять галдят пророки и толчётся толпа пастухов, пахарей, женщин и детей. Всё это было бы обычным, если бы не одна случайная неприятность. Среди пророков явился здоровенный верзила, который мне не понравился.
— Кто это? И почему его пророчество тебе не понравилось?
— Зовут его Саул. Он здешний, из довольно состоятельной семьи. Ничего подозрительного раньше за ним не водилось. Однако меня насторожил в его пророчестве призыв вспомнить далёкую старину, когда под предводительством великой прорицательницы Деборы Эсраэль победил врагов и отомстил за обиды. Пророчествовал Саул рьяно, прямо накатила на него ярость. Даже пена брызгала изо рта, как у ездового верблюда, пробежавшего от Гибы до Ярусалема.
— И каких же побеждённых врагов поминал Саул? — усмехнулся молодой пеласг с красным шитьём на груди. — Не наших ли почтенных предков?
— Нет, якобы разгромили тогда люди ибрим какого-то ханаанского царя. Ты ведь знаешь, про свои победы их пророки вопят, приукрашивая и преувеличивая действительные события во много раз.
— Саул не призывал к сопротивлению сборщикам подати? Пусть вопит сколько угодно. Хотя последить за ним не мешает. Как бы он не собрал шайку разбойников. Ведь какие-то головорезы нападают время от времени на посты и обозы нашего войска...
Человек кивнул и, сделав прощальный жест, покинул гарнизонное помещение, а затем и саму крепость.
Внизу, под горой, толпа стала расходиться. А Бецер и Гист под руки вели пришедшего в себя Саула домой. Так Гист оказался среди родных Саула.
Саул занялся обычными делами семьянина и земледельца. Но что-то напряжённое, выжидающее было в его глазах. Казалось, его ничто не радует в пёстром перечне домашних забот и в привычном повседневном труде. Он двигался как во сне и совершал обычные житейские поступки, не прилагая никаких душевных усилий. Ожидаемое провозглашение его томило, хотя он не сомневался в знамениях, подтверждающих волю Ягбе.
Через шесть дней приехал в Гибу кто-то из Рамафаима. Объявлено было, что главный судья и первосвященник Шомуэл созывает представителей всех колен Эшраэля, всех племён и родов в Машшит.
