— Он первосвященник, — вяло напомнил Саул. — Он слушает голос бога.
— Но он ведь не бог, а человек. Тем более, человек старый. Ухо его глуховато, сердце слабо, мышцы дряблы. Он может не точно расслышать сказанное богом и не правильно передать нам, — продолжал настаивать Махир, человек крупный, сильный, ширококостный человек влиятельный у себя на севере и очень упрямый.
Войско Саула несколькими колоннами двинулось в Ханаан. Погромыхивали колёсами и звенели на ходу колесницы. На этот раз в каждую запрягли по одной лошади. Некоторые лошади погибли, другие были сильно искалечены. Третьи везли повозки с захваченным добром.
Вереницами шли верблюды. На одних сидели легко раненные воины, другие несли громадные вьюки. Позади тащился обоз, состоявший из волов, тянущих гружёные повозки. Наконец выделенные из отрядов пастухи-бениаминцы гнали стада овец, коров и телят. Достаточно было и ослов, связанных последовательно верёвками за узду и хвосты. На ослах ехали раненые.
У горы Кармил Саул остановил своё воинство. По предложению начальников он согласился воздвигнуть на границе Ханаана пирамиду из каменных глыб в ознаменование победы над племенем Амалика.
Войска расположились несколькими лагерями. Задымились над кострами котлы с бараньей мучной похлёбкой. Местные /кители подвозили кувшины с водой, кислым молоком и вином. Доставляли к лагерям уток, голубей, кур. Привозили фрукты, свежеиспечённые лепёшки и даже рыбу с морского побережья.
Утром должны были начать возводить каменный памятник.
А ночью в шатёр Абенира вошёл Гист и прихрамывающий из-за раны Бёдер.
— Господин, мы пришли с важным делом, — вкрадчиво произнёс Гист. — Разреши мне всё объяснить.
— Говори, — сказал Абенир и приказал присутствующим в шатре младшим командирам и слугам удалиться.
После ухода посторонних, Гист выглянул из шатра. Убедившись, что никто не может его подслушать, он снова предстал перед Абениром.
— Господин, я взял на себя смелость собрать ларцы с золотыми украшениями, кошели с серебряными и золотыми кольцами, медные и серебряные сосуды на одну повозку. Правда, одной повозки не хватило. Пришлось снарядить двадцать четыре. — Гист хитро усмехнулся.
— Я думаю, ты поступил правильно. Что дальше?
— В эти повозки надо запрячь лошаков, укрыть груз старым войлоком и соломой. Прикажи выделить охрану — надёжных и преданных бениаминцев. Следует сейчас же тайно отправить этот груз в Гибу, в царский дом. Там все эти вещи примут почтенные Киш и Нир.
— Наверное, надо предупредить Саула... — нерешительно пожал плечами Абенир.
— Зачем отвлекать царя хозяйственными делами? — слегка смутился Гист и огладил маленькой рукой клиновидную бороду. — У него и так хватит забот. Наши люди доложили, что из Рамафаима сюда едет первосвященник Шомуэл.
По этому поводу Абенир хмуро пробормотал что-то невнятное. Помолчав, он кивнул Гисту:
— Делай, как задумал. Кто возглавит этот ценный караван?
— Бецер и я, потому что ты остаёшься с царём.
— Хорошо. Бецер, кликни пятидесятника Голана. Он будет сопровождать вас со своим отрядом.
4
К концу следующего дня, когда воины уже сложили высокую пирамиду, показались нарядные повозки. В них сидели Шомуэл, левиты, слуги, охрана.
Саул вышел из своего шатра навстречу первосвященнику. На этот раз он не стал подчёркивать простой одеждой своё смирение и зависимость. Он был в полном воинском снаряжении: медном шлеме с изображением птицы на шишаке, в бронзовом панцире и налокотниках — на правом серебряная змея, на левом рогатая голова быка, в оловянных поножах и башмаках с медными бляхами. Железный пелиштимский меч висел у правого бедра на золочёном ремне. Вокруг шеи появилось редкое ожерелье из львиных клыков. На среднем пальце левой руки сиял огромным сапфиром золотой перстень.
Справа и слева от царя, тоже в шлемах и доспехах, с железными мечами и изогнутыми амаликскими кинжалами у пояса, стояли Абенир, трое сыновей Саула и ещё семеро начальников элефов. Они стояли в почтительных позах, но на их смуглых лицах с густыми бородами ясно отражалось сознание силы и гордого достоинства.
Поодаль выстроились длинными рядами воины с копьями и щитами. Многие смотрели с восхищением на Саула и довольно равнодушно, а то и раздражённо на первосвященника. В войске неодобрительно говорили о приказании Шомуэла уничтожить весь скот и всю захваченную у амаликцев добычу.
Шомуэл повелел вознице провезти его к обозу и стадам. Потом он приблизился к Саулу и сошёл на землю. Саул и другие военачальники склонили головы.
— Мир тебе, господин наш первосвященник, — произнесли они вместе, невольно чувствуя робость перед этим надменным стариком, часто говорящим с богом.
— Благословение вам, воины Эшраэля, принёсшие своему народу победу, — отозвался Шомуэл и резко повернулся к Саулу. — А что там за блеянье овец и мычание волов, которое я слышу? И почему столько повозок с одеждами, кувшинами, светильниками, коробами и прочими вещами врага, которые должны быть уничтожены и сожжены?
Саул побледнел от привычного страха перед гневом Ягбе. Однако он преодолел этот страх и постарался ответить спокойным и мирным тоном:
— Эти стада и овечьи отары взяты у Амалика. Народ оставил лучших из овец и волов для жертвоприношения богу. Прочее же мы истребили.
— Подожди, я сейчас скажу тебе о том, что этой ночью слышал от бога Ягбе, — объявил первосвященник и махнул, как слугам, соратникам Саула. — А вы ступайте и ждите в стороне.
Начальники элефов отошли на значительное расстояние. Саул смущённо сказал:
— Самое лучшее, находящееся в обозе, и лучшее из стад приготовлено для служителей бога. А уж для тебя, господин мой...
— Не малым ли ты был в собственных помыслах, когда я помазал тебя царём? — прервал Саула Шомуэл, и его тусклые старческие глаза с красноватыми прожилками в отёчных и набрякших веках злобно сверкнули. — Тебя послал бог воевать против нечестивых детей Амалика, доколе не уничтожишь их. Как же ты дерзнул ослушаться гласа божьего и броситься с жадностью на добычу? Ты совершил зло перед очами Ягбе!
— Я победил врагов и взял в плен Агага, царя амаликского. Остальных людей его страны я истребил. Народ мой просил оставить для жертвоприношений лучших животных, а лучшее из вещей приготовить левитам. — Саул ещё надеялся задобрить Шомуэла подарками, чувствуя, как это наивно и глупо: ведь человеку, избранному богом, нужны только людская покорность и безграничная власть.
Пропуская мимо ушей упоминания о подарках, Шомуэл язвительно рассмеялся. Этот ничтожный бениаминец, возвеличенный им, смеет намекать на выделение из добычи даров для него... Для него, избранника Ягбе, лежащего ночами перед чёрным камнем — божьим седалищем у Ковчега Завета!..
