— Нам предстоит сражаться не с самонадеянными аммонеями, не с разбойничьими шайками Амалика, а с одетыми в бронзу, имеющими железные мечи воинами от юности их. Пелиштимцы сильные бойцы, беспощадные и умелые. Их князья хотят снова покорить Эшраэль и обложить народ данью. А нас, вождей ибримских племён, истребить.
Саул ещё мрачнее нахмурился и озабоченно выглянул из шатра.
— Господин мой и царь, — начал настойчиво убеждать его Абенир. — Мы ведь и раньше побеждали безбородых. Разве этого не было? У тебя сейчас такое большое войско, какого не собиралось никогда. После наших последних побед ты возглавляешь войско испытанное, верящее в свои силы, готовое к сражению и жаждущее победы. Конечно, полководцу нужна осторожность так же, как ему нужна смелость и дерзость. Ну, и не будем спешить. Подождём, посмотрим, куда пойдут безбородые. Тогда и станем решать, где начать битву.
Саул резко повернулся к брату и положил ему руку на плечо.
— Если князья пелиштимцев нас разобьют, все старейшины Эшраэля, все лицемерные левиты, подвывающие старику Шомуэлу, все сыновья богатых и знатных «адирим» завопят, что виноват Саул. И не нужно было выбирать его царём, скажут они. Всесильный и всемогущий бог Абарагама, Ицхака и Якуба проклял его, лишил его разума, благочестия и воли. Саула надо отослать ходить за волами и пахать землю.
Мало ли что лают шелудивые псы вокруг нашего лагеря? Мало ли что воют шакалы в зарослях у реки? Зачем думать об ном? Наши люди сегодня вооружены лучше, чем в прошлые годы. Многие теперь имеют панцири и шлемы, луки и стрелы, щиты и мечи. А начальники пользуются железным оружием. У тебя под рукой есть колесницы, которые показали себя в походе на Амалика.
— У пелиштимских князей воины защищены бронзовыми доспехами. У всех железные наконечники копий. Они владеют железными мечами. Мне сообщили: среди пелиштимцев несколько отрядов из хеттов и галатов. Они сильнее и храбрее самих людей пелиштим. Если бы не чудо, которое прошлый раз послал Ягбе, потрясая землю и обрушив на пелиштимцев скалы...
— Ягбе и сейчас будет за нас, отец, — вмешался смелый Янахан. — Ты принёс ему жертву всесожжения, и бог принял её. Мы победим, отец, господин мой и царь.
— Я слышал, когда-то в старые времена, — заговорил седобородый левит Ашбиэль, — ковчег Завета брали с собой в сражение. Ягбе тогда присутствовал среди наших воинов и помогал им.
Абенир только поморщился и махнул рукой.
— Первосвященник Шомуэл задохнётся от злобы, если его попросить об этом. Он ни за что не отдаст царю ковчег Завета. Его не радуют наши победы. Лучше он будет платить дань безбородым, — возразил он левиту.
— Удвой караулы, следи за строгим порядком в войске, — приказал Саул Абениру. — Идите все по местам. Настанет утро, и мы увидим, где появятся пелиштимцы.
Начальники элефов разошлись к своим воинам. Костры в патере горели всю ночь.
Среди юдеев, расположивших шатры с левой стороны возвышенности, были и старшие братья Добида. Они пришли к Саулу и составе элефа из Бет-Лехема.
2
Добид тем временем пас своё стадо и упражнялся в метании камней. Руководил им опытный раб-аморрей, и ничего сверхъестественного вблизи пастухов не наблюдалось. Солнце собралось скатиться к западу, за волнистую черту дальних холмов. Небо слегка померкло, освобождаясь от дневного зноя. Пора было гнать овец к Бет-Лехему: поить и на ночёвку.
Поигрывая пращным ремнём, Добид стал обходить отару Ему показалось, что пара овечек отбилась и щиплет траву где-то за бугром, который уже начал отбрасывать синеватую вечернюю тень. Он посмотрел вверх и заметил стаю крупных птиц, медленно летевших на средней высоте.
Сначала белокурый юноша с пращой и пастушеским посохом не удивился. Ну, птицы и птицы... Пусть себе летят... Хотя непривычно ширококрылый абрис этих птиц и странное положение туловища его заинтересовали. Совершенно случайно. Он не собирался делать для себя каких-либо важных выводов. Мысли его текли спокойно и беспечно, самым обычным путём.
Однако птицы летят на закат. Туда, где царь Саул расположил своё войско и ждёт приближения меднобронных меченосцев неуёмных и упорных воинов страны Пелиштим. Если эти птицы стервятники, то они летят в правильном направлении. Завтра или в ближайшие дни там произойдёт кровавое сражение, для них будет пожива.
Добид брёл по склону холма, ища глазами отбившихся овец. Ему внезапно стало казаться, что светоносная стихия вечернего воздуха переливается многокрасочным, огнисто-розовым и лилово дымчатым цветом. Из-за этого привычная картина окружающего ландшафта преобразилась в его глазах и привиделась странной, будто во сне. Он приостановился и потёр веки как бы для того, чтобы обострить утомлённое зрение.
И тут он определённо и чудесно затосковал, словно ему каким-то волшебным образом было отдано некое повеление.
— Бог всевышний и всемогущий, вот я. Жду, чтобы исполнить волю твою, — прошептал юноша.
Тогда одна из крупных птиц, летевших на запад, отделилась от стаи. Медленно, без взмаха крыльев она опустилась неподалёку.
— Иди туда, — сказал себе Добид.
Он перевалил через округлую вершину холма и пошёл к предполагаемому месту, где могла опуститься птица. Стали часто встречаться лобастые глыбы сероватых камней.
Добид вынужден был обходить каменные препятствия, кое-где даже перелезать через них. Придерживаясь рукой, боком карабкаться по щебнистому, обрывистому склону. Миновав очередной щербатый валун, он наконец увидел то существо, что спустилось, отделившись от стаи.
Существо это сидело спиной к нему и не двигалось. Добид подошёл ближе. Глаза его восприняли человекоподобие сидевшего, но одновременно и определили его необычайность.
Золотисто-бледные струи волос ниспадали с головы и почти сливались с чем-то похожим на сапфировый плащ, разделённый на мягкие, без блеска, перистые разводы. Эти перистые разводы всё-таки заканчивались, но не определённо острыми, а плавно округлёнными линиями, искрившимися, как слюда на свету. Таковыми в иссякающих красках дня показались Добиду сложенные крылья. Он не заметил ни ступни, выглянувшей из-под неопределённого истекания одежд, ни кисти рук, чтобы понять — это рука мужчины, женщины или ребёнка. Только когда повернулась в его сторону голова и шевельнулись золотисто-бледные струистые пряди, он увидел профиль.
Добид ахнул от восторга: никогда он не представлял лицо более чистое и свежее, как лепестки розы, светящееся нежной белизной. Впрочем, ему показалось, что это не женский профиль, но и не мужской. Он видел один глаз — не обращённый к нему, а глядевший вдаль, огромный, сиявший то ли синевой, то ли янтарно-изумрудным переливом, глаз ангела. От ангельского существа исходила облачная прохлада. Добид склонил голову, понимая: он не должен любоваться такой мучительной красотой, чтобы не ослепнуть.
И раздался голос — он напомнил юноше напевно-звонкое рокотание арфы.
