Щедрость Чингис-хана и Угедэя, милостиво позволивших наследникам Джучи увеличить свои владения за счет западных стран, оказалась весьма условной: новые земли едстояло еще завоевать, причем и великий хан Угедэй, и Бату, и другие Чигизиды и военачальники Монгольской империи прекрасно понимали, что это будет нелегким делом, «Сокровенное сказание» сообщает, что «Субеетай-Баатур встречал сильное сопротивление со стороны тех народов и городов, завоевание которых ему было поручено» [Козин 41, § 270]. Ему вторит Джувейни, который, повествуя о событиях 1234/1235 г., сообщает об областях «Булгар, Ас и Рус, находившихся по соседству со становищем Бату, до их пор неподчиненных и [тщеславно] гордившихся множеством своих городов» [цит. по: Арсланова 2002, с. 161]. Было вполне очевидно, что одних только сил Улуса Джучи для покорения народов Поволжья, Кипчакской степи и Северного Кавказа недостаточно. Но принять решение об отправке в поход войск других улусов мог только курултай.
Е. И. Кычанов полагает, что решение о западном походе эо принято на курултаях 1234 и 1235 гг.: на первом было эручено завоевание западных областей только Бату, а на втором— Бату, Гуюку, Мунке и другим [Кычанов 2001, с. 36; 2002, с. 79]. Однако из сведений «Юань ши» и «Сборника летописей» нельзя сделать вывод, что на курултае в год дерева-лошади (1234) поднимался вопрос о походе на запад. Согласно китайской хронике, на нем были объявлены новые законы Угедэя, а Рашид ад-Дин просто упоминает о факте проведения курултая [Бичурин 2005, с. 163-164; Рашид ад-Дин 1960, с. 35]. Решение же о западном походе было принято на курултае, созванном в год дерева-овцы (1235 г.).
Рашид ад-Дин сообщает, что курултай был созван Угедэем, который «в этом году... захотел собрать еще раз всех сыновей, родственников и эмиров и заставить их вновь выслушать ясу и постановления» [Рашид ад-Дин 1960, с. 35]. Подобное утверждение создает у некоторых исследоватеей впечатление, что Угедэй вообще очень любил собирать курултаи и пользовался любым удобным предлогом для этого — даже таким надуманным, как заслушивание ясы в очередной раз [см., напр.: Вира 1978, с. 38-39]. Однако подобные выводы не вполне корректны.
Во-первых, заслушивание ясы было не поводом, а одним из неотъемлемых, «процедурных», элементов курултая [Rachewiltz 1993, р. 95, 103]. Во-вторых, Рашид ад-Дин также сообщает о решениях, принятых на этом курултае, среди которых — и организация общемонгольского похода на Запад. Полагаю, что принятие этого решения стало одной из главной причин созыва курултая, и инициатором его созыва выступил Бату, стремившийся увеличить свои владения. Естественно, придворный историк не мог написать, что великий хан созвал курултай не по собственной воле, а по настоянию кого-то из младших родичей, и потому в качестве официальной причины указано нейтральное «заслушивание ясы и предписаний», без которого и так не обходился ни один курултай.
Прямых указаний на присутствие Бату на курултае 1235 г. в источниках нет. Как нет, впрочем, и оснований предполагать его отсутствие. Участие в курултаях было обязательным для всех Чингизидов и высших представителей военной и гражданской администрации, так что Бату — ив силу своего положения главы Улуса Джучи, и потому, что основное решение касалось расширения и его владений, — должен был принять активное участие в работе именно этого курултая. Кроме того, согласно «Юань ши», тогда же, в 1235 г., Угедэй произвел распределение между родичзми новоприобретенных владений в Китае: «Был издан указ преподнести крестьянские дворы в Чжэньдине императрице в качестве „банного подворья", а крестьянские дворы всех округов Чжунъюани пожаловать князьям императорского рода и прочим родственникам императорского рода и членам императорской ставки, выделив [их следующим образом]: для Бату — в округе Пинъянфу; для Чагатая — в округе Тайюаньфу; для Гуюка — в округе Даминфу; для Буралдая — в округе Синчжоу; для Кулькана — в округе Хэцзяньфу...» [Юань ши 2004, с. 488]. Бату, по всей видимости, яжен был присутствовать при распределении земель, тем более что его имя в этом списке стоит первым.
Итак, решение о походе на Запад было принято, и началась подготовка к его реализации. Прежде всего Угедэй издал указ о введении налогов для обеспечения войска — копчура (одна голова скота с сотни) и тагара (один тагар зерна с десятка). Введенные сначала в связи с походом Запад, впоследствии эти налоги стали постоянными и дзже основными во всех государствах Чингизидов [Рашид ад-Дин 1960, с. 36]. Затем было издано еще одно распоряжение великого кана — о создании системы ямской почты для обеспечения вепрерывной связи между ордой великого хана, улусных правителей и предводителей войска. Рашид ад-Дин сообщает: «А для того, чтобы происходило беспрерывное прибытие гонцов как о царевичей, так и от его величества казна в интересах важных дел, во всех странах поставили ямы и назвали это „таян ям". Для установления этих ямов назначили гонцов от царевичей и определили так, как это [здесь] подробно утверждается:
от каана — битикчи Куридзй,
от Чагатая — Икмолчин Тайчутай,
от Бату — Суку-Мулчитай,
от Тулуй-хана по приказанию Соркуктани-беги отправился Илджидай.
Упомянутые эмиры отправились и во всех областях и странах по долготе и широте земного пояса установили ямы» [Рашид ад-Дин 1960, с. 36]. Как видим, Бату в качестве главы одного из улусов империи и особенно как лицо, наиболее заинтересованное в том, чтобы поход состоялся, принимзл активное участие в этих мероприятиях наравне с самим великим ханом, Чагатаем и Соркуктани — вдовой Тулуя, главой семейства Тулуидов. Это позволяет сделать вывод, что Бату в середине 1230-х гг. уже прочно занял равное положение среди других улусных правителей.
Завершающим этапом подготовки к походу стал сбор войск. Указ Угедэя гласил: «Старшего сына обязаны послать на войну как те великие князья-царевичи, которые управляют уделами, так и те, которые таковых в своем ведении не имеют. Нойоны-темники, тысячники, сотники и десятники, а также и люди всех состояний, обязаны точно так же выслать на войну старшего из своих сыновей. Равным образом старших сыновей отправят на войну и царевны, и зятья» [Козин 1941, § 270]. Таким образом, в поход отправлялся один человек от каждой семьи подданных великого хана. Для сравнения: например, на завоевание Багдадского халифата великий хан Мунке спустя два десятилетия отправил только двух воинов из каждого десятка из всех улусов Монгольской империи [Рашид ад-Дин 1946, с. 23]. Джувейни, склонный, как и все персидские авторы, к метафорам и речевым изыскам, говорит о войсках, собравшихся на границе Волжской Булгарии: «В пределах Булгара царевичи сошлись. От множества их войск земля содрогнулась, и даже дикие звери изумились численному превосходству и шуму их войск» [цит. по: Арсланова 2002, с. 161].
Венгерский миссионер Юлиан, побывавший в Булгарии уже после ее завоевания в 1237 г., сообщил более определенные сведения о численности монгольских войск: «В войске у них с собою 240 тысяч рабов не их закона и 135 тысяч отборнейших [воинов] их закона в строю» [Юлиан 1996, с. 31]. Однако к его цифрам следует отнестись критически. Есть основания предполагать, что они — не что иное, как отражение весьма распространенного в то время в христианском мире пророчества о «царе Давиде, внуке пресвитера Иоанна», который должен был прийти из Индии и помочь Христианам в борьбе с мусульманами. Цифры такого же порядка названы в донесении архиепископа Акры Жака де Витри и в сообщении папского легата Пелагия, отправленных в Рим в 1221 г.: в этих посланиях содержалось сообщение о победе «царя Давида» над мусульманами. Так, например, Жак де Витри писал, что «царь Давид собрал огромное войско, и вместе с ним были шестнадцать могущественных мужей, один из которых имел под своим началом сто тысяч человек, другой —двести тысяч или чуть меньше, а то и чуть больше...» [Яков де Витри 2004, с. 149]. Вполне вероятно, что реальной основой для этого сообщения послужили ухи о победах Чингис-хана в Хорезме, но еще более несомненно, что авторы желали ободрить участников V крестового похода, который в 1221 г. был в самом разгаре [Альбрик 2004; Яков де Витри 2004; ср.: Гумилев 1992а, с. 135-137]. Не исключено, что сообщения Жака де Витри и Пелагия были известны и Юлиану, который, не имея возможности узнать реальную численность монгольских войск, назвал числа того порядка, которым в то время было принято оперировать в Европе, говоря о таинственных армиях, идущих с Востока.
