Завершился курултай торжественным пиром, на котором «Бату, как обычно принято среди монголов, поднялся, а все царевичи и нойоны в согласии, распустив пояса и сняв шапки, стали на колени. Бату взял чашу и установил ханское достоинство в своем месте; все присутствующие присягнули на подданство, и было решено в новом году устроить великий курултай» [Рашид ад-Дин 1960, с. 130]. Кто знает, не вспомнил ли Бату в этот миг о другом пире после похода на Русь, на котором он был жестоко оскорблен своими противниками?
Навязав свое решение всем собравшимся, Бату не стал иди на дальнейшее обострение отношений с родичами: он предложил собрать в следующем году курултай в традиционном месте — между реками Онон и Керулен, чтобы все обычаи и законы были соблюдены. И на фоне этой его конопослушноети остальным не бросилось в глаза, что направленные им на курултай представители Улуса Джучи, Берке и Туга-Тимур, прибыли в Монголию с тремя туменами войска (в отличие от Джувейни и «Юань ши», Рашид ад-Дин сообщает, что в Монголию был отправлен не Туга-Тимур, а Сартак). Стягивали туда свои войска также Тулуиды и их союзники [Juvaini 1997, р. 563; Бичурин 2005, с. 202; ср.: Рашид ад-Дин 1960, с. 80].
Все это как-то не сразу осознали строптивые потомки Угедэя. Огул-Гаймиш, номинально возглавив империю, посвятила все свое время торговле и накоплению богатств, с каждым днем все больше и больше упуская власть из своих рук. Что до ее сыновей, то они сурово отчитали Темур-нойона за то, что он согласился на кандидатуру Мунке, видимо забыв, что сами уполномочили его поддержать любое решение большинства. Сгоряча Наху и Ходжа даже собирались устроить засаду и захватить Мунке по пути в Монголию, но, прежде чем они успели что-либо предпринять, он благополучно прибыл в свой удел [.Juvaini 1997, р. 264].
Не желая смириться с тем, что власть окончательно уплывала из их рук, внуки Угедэя слали Бату письмо за письмом, заявляя: «Мы далеки от соглашения и недовольны этим договором. Царская власть полагается нам, так как же ты ее отдаешь кому-то другому?» На это наследник Джучи им отписывал: «Мы с согласия родственников задумали это благое дело и кончили разговор об этом, так что отменить это никоим образом невозможно. Если бы это дело не осуществилось в таком смысле и кто-либо другой, кроме Менгу-каана, был бы объявлен государем, дело царской власти потерпело бы изъян, так что поправить его было бы невозможно, а если царевичи об этом тщательно поразмыслят и предусмотрительно подумают о будущем, то им станет ясно, что по отношению к сыновьям и внукам проявлена заботливость, потому что устроение дел такого обширного, протянувшегося от востока до запада государства не осуществится силой и мощью детей» [Рашид ад-Дин 1960, с. 131]. Как видим, в своем послании Бату прозрачно намекал сыновьям Гуюка на решение их собственного родителя отнять Мавераннахр у Кара-Хулагу и отдать его Йису-Мунке, на том основании, что младший не может править, пока жив старший. Теперь Гуюкова концепция власти была обращена против его же сыновей: во всяком случае, пока был жив Мунке, их двоюродный дядя, трона им не видать!
В конце того же года земли-курицы (1249 г.) посланцы Бату во главе с Берке начали подготовку к курултаю. Сам Берке обосновался в Каракоруме и пытался собрать Чингизидов и нойонов, но это у него не очень хорошо получалось. Как и прежде, первыми приехали сыновья Тулуя — Мунке и семь его братьев. Прибыли также потомки братьев Чингис-хана — Джучи-Хасара, Хачиуна во главе с Эльджигитай-нойоном, который хотя и был приверженцем Угедэидов, но от участия в курултае отказаться не рискнул. Не вызвал удивления и приезд сыновей Угедэида Годана — давних союзников Тулуидов. А вот сыновья Гуюка, Ширэмун, а также поддерживавшие их потомки Чагатая — Йису-Мунке, Бури, Есун-Буга и другие, по-прежнему отказывались прибыть.
Бату и Соркуктани продолжали слать им увещевательные письма: «Все же вы должны прибыть на курултай и участвовать в обсуждении, и посоветоваться еще раз, когда соберутся вместе все ака и ини». Бату неоднократно присылал к ним послов, через которых пытался убедить, что положение Угедэидов после выбора Мунке не изменится к худшему, а наоборот — улучшится. Но Наху, Ходжа и Ширэмун при поддержке Чагатаидов и Кадака, бывшего канцлера Гуюка, продолжали упрямиться [Juvaini 1997, р. 265-266]. И это, в общем-то, соответствовало замыслу Бату, который посылал им свои письма с одной целью — показать остальным Борджигинам, что он всячески старался исполнить предписания законов и обычаи, найти общий язык со строптивцами, и не его вина, что это не удалось.
Наконец, терпение наследника Джучи иссякло окончательно. Когда от Берке пришло послание, в котором он в очередной раз жаловался, что вот уже два года пытается посадить Мунке на трон, но ни потомки Угедэя, ни Йису-Мунке так и не едут на курултай, Бату ответил ему лаконично, но грозно: «Ты его посади на трон, всякий, кто отвратится от ясы, лишится головы» [Рашид ад-Дин 1960, с. 1311. Это придавало делу совсем иной оборот. До сих пор Угедэиды не ехали на курултай, надеясь, что в соответствии с ясой без них выборы не состоятся или будут признаны недействительными. Теперь же, после слов Бату, получалось, что, не приезжая на общий сбор, именно они нарушают ясу, а Мунке будет избран в любом случае! Осознав это, они выехали-таки из своих владений и направились к месту проведения курултая, но по пути часто и надолго останавливались. Новое толкование ясы, данное Бату, позволило организаторам курултая не обращать внимания на такие мелочи, как отсутствие нескольких царевичей. Зимой года железа-свиньи (1251 г.) курултай состоялся.
Кажется, не было ни одного нарушения традиций курултая, которое не допустили бы организаторы во главе с Берке-огулом! Он изменил порядок рассадки участников, чтобы на самых почетных местах оказались надежные сторонники Мунке. Впереди всех поместил придворных и телохранителей сыновей Тулуя, чтобы они воспрепятствовали любому, кто захочет сказать что-то против ставленника Бату. Берке приказал Моге-огулу стать у входа в шатер и не пускать внутрь царевичей (Чингизидов!), чтобы успели рассесться нойоны и телохранители, которым Берке мог доверять [Рашид ад-Дин 1960, с. 131-132].
Несмотря на все эти предосторожности, всех неожиданностей избежать не удалось: Ильджидай-нойон из племени джалаир, любимец Угедэя, вновь попытался напомнить о клятве, данной Угедэю и Гуюку о том, что трон останется за их родом. Но Хубилай, брат Мунке, просто-напросто процитировал слова «обвинительного заключения», составленного Бату, и джалаирскому аристократу пришлось признать: «Истина на вашей стороне» [Рашид ад-Дин 1952а, с. 95-96]. Фактически потомки Джучи и Тулуя во главе с Бату и при согласии остальных родичей совершили государственный переворот, хотя и обставили «выборы» в полном соответствие с законом и обычаем.
Итак, Мунке был провозглашен хаганом. Прибывшие несколько позже Угедэиды Кадаи и Мелик-огул, а также Чагатаид Кара-Хулагу тут же воздали ему подобающие почести, заверяя, что и строптивые сыновья Гуюка со своими единомышленниками тоже вот-вот прибудут для выражения почтения новому великому хану. Таким образом, легитимность Мунке была признана во всей Монгольской державе. Отныне любое выступление против него следовало расценивать как государственное преступление и, следовательно, карать смертью.
