— Там не было каменной воды.
— Да, не было. Поэтому лёд останется в разряде предполагаемых явлений, а не доказанных. Хотя, как мне кажется, успех тут близок, потому что нельзя отрицать холод, обнаруженный внутри саркофага. Ты ведь тоже его почувствовал?
— Да.
— Теперь переведи взгляд на противоположную сторону. На юг нашего мира. Там лежит обширная страна кочевников, благодатная степь, простирающаяся до края земли, где страна Саб сидит на мешках своих благовоний. Если при смотреться, видны кучки глиняных фигурок — это верблюжьи стада, единственное имущество степняков. С того места на небе, где мы находимся, пока толком не разглядеть западных окраин мира. Что там, за страной Ахияву? За ливийской пустыней? Логично предположить, что ничего. В том смысле, что тамошние земли бедны или вовсе необитаемы, ибо и голубоглазые, лукавые жители Ливии, и пропахшие чесноком бандиты и пираты Ахияву почему-то туда, на запад, не устремляются, а норовят силой или хитростью попасть на возделанные территории.
Это наше великое обиталище, Мериптах. Почти всё целиком, кроме населённых лишь южными обезьянами и северными ветрами окраин. Место жительства рода человеческого, с его лесными, горными и песчаными окраинами; обтекаемое океаном, про который, как я уже говорил, сказать нечего, кроме того, что он бесконечен и в силу этого не заслуживает особого внимания. Неявно единое царство. Управляемое нами! Гиксосами! Я уже говорил, и повторю: в каждой из стран, в каждом большом городе присутствует необъявленный посланец Авариса и в нужном отношении влияет на все решения тамошнего правителя, ибо держит его душу в объятиях. Он полностью, в высшем смысле, владеет царством, но никогда ничего не сделает такого, что этому царству пошло бы во вред. Ибо посланец Авариса действует не сам по себе, не по своей прихоти, а как часть великой воли царства гиксосов. За ним тысячелетняя мудрость, вся правда о слабом, корыстолюбивом, сладострастном и завистливом животном, именующемся — человек. В твоих глазах я вижу недоверие. Чем же власть гиксосов лучше любой другой власти? Поверь, лучше, и это я докажу тебе сразу же. Во всём этом необъявленном царстве нет никаких войн! Вот уже много лет. Мужчины не убивают друг друга. Какие-нибудь мелкие стычки на окраинах, и это всё. Например, вон там, возле небольшого городка по имени Илион, что лежит возле двойного пролива из моря срединного в северное, холодное море, продолжается уже несколько лет нудная, осадная глупость. Пираты Ахияву хотят овладеть проливом для беспрепятственного грабежа всех проплывающих судов. Но это окраина, жалкая окраина, два петуха выясняют, кто будет хозяином курятника на задворках. Да ещё один неразумный вождь Абар-Ам вздумал переселиться со своим ободранным народом от устья Евфрата куда-то на северо-запад, поближе к срединному морю. И вот теперь с драками продирается от одного степного колодца к другому. Всё это и войнами-то назвать нельзя. И такое состояние сохраняется более сотни лет. С тех пор как Аварис незримо возобладал повсюду. Была только одна большая неприятность, которую мы не смогли преодолеть. Вот как раз мы на том месте, где об этом лучше всего рассказывать.
— А там внизу, — прошептал свесившийся через высокий борт ладьи мальчик, — Вавилон!
— Ты угадал! — удивлённо вскрикнул Апоп. — Это Вавилон. Самый большой из городов и самый рыхлый, беззащитный из них. Он, как золотой слиток, манит всякого вооружённого негодяя, блуждающего под небом. Мы всегда берегли Вавилон, как зримую доступную мишень для всяческого мирового недоброжелательства. Так мы отводили злую мысль и ядовитый клинок от сердца Авариса. Вся наша тончайшая политика заключалась, в конце концов, в том, чтобы, возбуждая повсюду ненависть к Вавилону и зависть к его богатствам, удерживать врагов от нападения на него. Оставляя при этом Аварис в тени. И однажды всё пошло прахом. И знаешь, по чьей вине? Как это не постыдно для нас, по вине женщины. Причём если к стенам Илиона мелких ахиявских разбойников привела, по легенде, хотя бы молодая красотка, то тут роковую роль сыграла вздорная хеттская старуха. Но, послушай, а как ты догадался, что это именно Вавилон?
— Я узнал его.
— Что значит узнал? Ты разве бывал в Вавилоне?
— Нет. Но я узнал его.
Царь вдруг неприятно задумался, стоя взглядом на Meриптахе. Мальчик говорил что-то непонятное и ненужное.
— Тогда объясни, как ты сумел?!
Мериптах поёжился:
— Мне кажется, что я всё это уже видел. Вот так, вроде бы сверху.
Апоп недовольно усмехнулся, как человек, думающий, что его хотят обмануть.
— Ты хочешь сказать, что бывал здесь? Провинциальный мальчик, без моего ведома... Только мои «друзья» и «братья» могут сюда войти, да и то большинству никогда не оказаться тут, наверху, в моей ладье. Даже если тебя тайком привозили в Аварис... Нет, глупость! Кто?! Зачем?! Может, ты сказал наугад? Увидел самый большой город внизу и решил сказать, что это Вавилон, ибо про Вавилон знают все?
Мериптах смущённо улыбнулся и показал пальцем за левый борт.
— Там, немного сзади, Сузы. Четыре кольца стен. А там, впереди, Тир, на камне у берега. А на острове — Кносс, как морская звезда... Там Хаттушаш и Васугани.
Хозяин ладьи тяжело молчал. Не видя объяснения чуду, он испытывал к нему отвращение.
— Тебя выучили этому в «Доме жизни»?
— Когда я был мёртв, я узнал это.
Апоп молчал. Продолжалось медленное скрипучее путешествие.
Как бы отвечая на молчаливое недоверие небесного своего спутника, Мериптах продолжил:
— Когда я был мёртв, я был нигде, но со мною были голоса. Не совсем со мною, сами по себе, но я мог их слышать. Они приходили непонятно откуда и потом уходили. Они говорили о многом, но не всё было понятно. Кажется, они были вверху, надо мной, хотя я не знал тогда ни верха, ни низа. Теперь я понимаю, они были как бы в лодке, как мы сейчас. Вверху. А я, мёртвый, плыл там, внизу, по реке.
Мериптах ткнул пальцем в пустоту под ладьёй.
— Там сейчас Нил, — сказал царь, оставаясь весь недоверчивое внимание.
Мальчик перегнулся. Пригляделся.
— Что это за город, как ты думаешь, а? — спросил медленно царь, явно думая какую-то неожиданную мысль.
Мальчик молчал, держась обеими руками за край борта и тихо дыша.
— Это не Аварис, — прошептал он.
— Правильно, но об этом догадаться нетрудно. Нет башни, нет внутренних стен, которые ты мог видеть.
Ноздри мальчика продолжали раздуваться.
— Что же ты, Мериптах, это ведь Мемфис!
— Да?
Зазмеились губы длинного рта:
— Да. Только пирамид Хуфу и Хафра нет поблизости. Они мне лично отвратительны, эти памятники загробного самодовольства, поэтому я велел не увеличивать их, как все прочие постройки. Они там есть, но в свою подлинную величину, и ты можешь сам убедиться в их ничтожестве. Их бы ты, разумеется, узнал, когда бы с ними поступили так же, как с зиккуратами межречья.
