— Ты просишь у меня убежища?
— Да, и готов заплатить за него.
— Золотом? Тем, что привёз в своей лодке?
— Есть вещи дороже золота. И что оно стоило бы, золото, привезённое в этой лодке? Причаленное к твоей ладье, оно и так в твоей власти. Тебе стоит только приказать твоим людям.
Аменемхет приподнялся, как бы для того, чтобы глянуть через борт на хрупкий одноместный кораблик Мегилы. На таких из одной береговой деревни в другую перебираются младшие писцы, у которых нет лишнего дебена, чтобы нанять хотя бы одного гребца. Ночуют они прямо в лодке под плоским тростниковым навесом, покрывающим половину недлинного корпуса.
— Так что же там?
— Не там, а здесь, — спокойно сказал Мегила и указал пальцем, несущим на себе удивительный камень, в центр своего лба: — В моей голове все секреты Авариса, и чтобы их вместить, мала не только моя лодка, но и твоя ладья.
Верховный жрец Амона-Ра побледнел и медленно вернулся в своё кресло, раздувая ноздри, как будто ему не хватало воздуха. Потом позвал почти неизменившимся голосом Са-Ра и велел ему снять с рук «царского брата» бронзовые браслеты, раз они всё равно бесполезны.
— Это не моя ладья, но Амона, бога Сокровенного и Неизъяснимого. Она может вместить всё, что присвоил себе твой город, и многое сверх того.
Гость опустил веки в знак извинения, показывая этим знание хорошего фиванского обхождения. В отличие от более сдержанных жителей долины, экзальтированные насельники дельты в таких случаях прикладывают ладонь к глазам. Простые азиаты вообще не знают, что такое извинение. Высокопоставленные гиксосы признают свою неправоту лишь словами, лишнее доказательство их степной дикости.
— Как ты освободил руку?
— Эго один из малых секретов. Если тебе угодно, я начну с него.
Мегила поднял руку:
— Тут под кожей скрываются сочленяющиеся суставы, дабы рука могла гнуться. При помощи особых упражнений можно научиться временно вынимать один сустав из другого и проникать тогда в очень узкие отверстия. Или уходить из таких вот захватов.
Аменемхет едва заметно кивнул, соглашаясь, что целенаправленным упражнением можно достигнуть многого.
— Мелкие твои секреты мы пока отложим. Объясни мне для начала главный — зачем ты здесь? От чьего гнева ты просишь убежища? Ты высоко стоишь в Аварисе, рядом с царём Апопом, что повсюду известно, и только его гнев может быть для тебя опасен.
— С тобой легко говорить. Большую часть того, что следует рассказывать, ты и без того знаешь. Да, царь Авариса зачислил меня в разряд своих врагов. Благодаря тому, что у меня есть своё ухо в каждом покое царского дома, благодаря тому, что у меня есть способность, сличая некоторые знаки жизни, заглядывать в будущие решения царя, я узнал, что обречён. Под чьим крылом я мог найти защиту от его гнева? Кто из прочих властителей Египта настолько силён и свободен, чтобы принять меня, зная о моей опале?
— Но, кроме князей египетских, есть властители и в иных землях, и тебе известны все проходы туда. Неужели царь хеттов или царь Вавилона не захотели бы открыть тебе объятия в обмен на секреты Авариса?
— Когда я расскажу тебе то, что собирался, ты увидишь, что укрыться в тех землях мне было ещё труднее, чем во дворцах слабых египетских князей.
После молчаливого обдумывания Аменемхет сказал:
— Апоп враг Египта и мой враг, но я далёк от того заблуждения, чтобы считать его безумным или неразумным человеком. У него должны были быть настоящие причины для того, чтобы объявить своим врагом такого полезного и умелого человека, как ты. Может ли быть тут простой наговор из-за чьей-нибудь мелкой зависти?
— У него были настоящие причины.
Полотняная крыша поднялась особенно высоко и широко обрушилась вниз, выгнав из кучи фруктов на подносе забравшуюся туда осу. Аменемхет проследил взглядом за её воздушным барахтаньем и выжидающе посмотрел на гостя.
— Вашему святейшеству известны обыкновения нашего столичного двора?
Брезгливая гримаса на лице верховного жреца свидетельствовала, что каковы бы они ни были, эти обыкновения, он оставляет за собой право считать их отвратными. Гримаса эта ничуть не задела говорившего.
— Особые, очень старые, неуклонно исполняемые правила руководят всею многослойной и на первый взгляд запутанной административной жизнью царства. Ни одно назначение на какую-либо значительную должность невозможно в обход этих правил. Даже сама царская воля ими в известной степени связана. Они есть главное условие нашего общего могущества, но иногда они становятся причиной личного несчастья некоторых «царских друзей» и даже «царских братьев».
Аменемхет не подал виду, что после произнесения этих многочисленных слов картина для него не стала яснее. Он решил — пусть говорит дальше, может быть, смысл откроется сам.
— Далее я изложу тебе эти секретные правила, а пока лишь скажу, что я узнал, что Гист, начальник мемфисского гарнизона, собирается в Аварис, ибо он сумел как-то по-особенному угодить Апопу. Этому молодому офицеру намечено было не просто почётное место в чиновных верхах, ему намечено место моё. Я срочно отправился в Мемфис и убил Гиста. Но сделал это в спешке, отчего оказался под угрозой, что моё участие в этом деле откроется.
— Тебя видели?
— Нет, но нашли мою стрелу в шее у него. Я не успел её вытащить.
— Как же можно по уже выпущенной стреле узнать, кто её хозяин, если он не написал на наконечнике своё имя?
— Перед самым отправлением в Мемфис я побывал в тростниковой стране халдеев, в городе Нихиншеньгу. Там я увидел оружие, о котором до этого лишь слыхал. Местные жители стреляют из хорошо просушенных тростниковых трубок маленькими отравленными стрелами. При некоторой сноровке можно поразить шею противника за сорок шагов, и никто из тех, кто, например, пирует с ним, не заметит выстрела.
— Подлое оружие, — сказал верховный жрец.
— Всякое убийство необходимо совершать подходящим способом. Я не мог подобраться к Гисту ни с мечом, ни с копьём. Оставалась отравленная стрела. Но когда в город внезапно прибыл Апоп и ему доложили о странной смерти его любимца, я понял: мне надобно бежать.
Аменемхет чуть заметно сдвинул брови:
— Нихиншеньгу? Я слышал о таком городе, но слышал мало.
— Это маленький город, в самой глубине тростниковых непроходимых зарослей. Дома там стоят прямо в воде, на высоких столбах, там не знают колесниц и носилок, а передвигаются лишь на лодках. Но тамошнее племя могущественно, и ему покорились все поселения в болотистой местности, подходящей к морю между двумя реками.
— У Авариса есть какие-то дела в этой отдалённой странной местности?
На лице Мегилы мелькнула улыбка и сделала его неприятное лицо отвратительным.
