— Если Мемфис ослабел, пусть Египту помогут Фивы, — донеслось с глиняного пола.
Птахотеп вдруг засмеялся:
— Пусть, воистину, пусть. Но под знаменем Птаха. В тебе я не ошибся, тебя не переделать никакими речами, пусть они будут трижды истинными. Имя Амона слишком глубоко въелось в твою душу, и его не выковырнуть никаким, самым умным словом. Хорошо, что ты не стал притворяться, делая вид, что переубеждён моими доводами, и узрел истинного божественного повелителя. Я бы тебе всё равно не поверил. Такие, как ты, не меняются. Но хвала Птаху, просветляющему умы. Воитель Яхмос не так убог умом, идя по тропам явной войны, он способен узреть и пути тайных замыслов. Он уже ищет защиты от прожорливого Амона и его верховного жреца, и он получит помощь от Птаха и от меня. Он давно уже, хотя и с моей помощью, понял, что верховный жрец Амона мечтает женить своего племянника Мериптаха на одной из дочерей бессильного Камоса. И тогда уделом полководца Яхмоса станут походы, в которых так легко погибнуть, а подлинная власть — уделом Аменемхета. До того как состоится эта свадьба и Яхмос будет привязан к колеснице Амона намертво, Аменемхет не позволит начаться войне с гиксосами, хотя она уже давно назрела. Сердце Яхмоса открыто для слов древней книги, и сегодня же я пошлю ему подарок, ты мог видеть его в воротах крепости, безумный убийца. Оказавшись в руках Яхмоса, этот подарок окончательно развяжет ему руки и позволит полностью сбросить со своего рода ярмо Амона. Я оказался прозорливее всех, и только потому, что Птах меня надоумливал.
Птахотеп откинулся на спинку кресла, тяжело дыша и закатывая глаза. Мухобойки щёлкали над его головой. Небамон сосредоточенно следил, как отражается в бронзовом лезвии луч солнца, пробравшийся через узкое окошко под потолком комнаты. Он поинтересовался у задыхающегося жреца, что делать с преступником. Он готов был казнить его любым из многочисленных известных ему способов. По размерам задуманного преступления Са-Амон заслуживал казни, и особо жестокой и особо продолжительной.
Жрец отрицательно покачал головой, покрытой платком. Продолжительная казнь не годится, потому что ему, Небамону, надлежит сегодня же отправляться в Фивы, сопровождая подарок Яхмосу.
— Тогда безносого можно просто бросить на жаре связанным, к закату он погибнет.
— Нет, ты возьмёшь его с собой.
Небамон вопросительно покосился на жреца.
— Я решил отправить Яхмосу не один подарок, а два. Он считает, что я слишком уж горяч в своей ненависти к Аменемхету, и полагает, что необходимо относиться с уважением к его возрасту и авторитету. Пусть он посмотрит на этого Аменемхетова посланца и расспросит его. А ты ещё кое-что расскажешь ему от себя.
27
— Вот я и записал всё, и спрячу свиток в прочном медном сосуде. Однако, сказать по правде, без ответа остался мой самый главный вопрос, — сказал Аменемхет.
— Спрашивай.
— В чём, скажи, ваша выгода?
— Чья выгода?
— Ваша. Вашего Авариса. В чём выгода от этой невидимой повсеместной власти?
— Мир.
— Я уже понял. Действуя скрытно и упорно, вы овладели всем миром царств и городов, но какая здесь польза? Ведь самая большая сладость власти — в славе, а вы не можете высечь надписи на стелах и объявить на площадях, кто есть обладатель и управитель всего. Вы не можете повалить истуканов чужих отвратных вам богов даже в Египте, где правите открыто. Пусть над миром полная ваша победа, но каковы плоды её?
— Оставим богов до другого раза. А свой ответ я повторю — мир. Убивание войн. Вспомни, сколько раз за время нашего правления Египет подвергался опасности со стороны соседей. Ни единого раза. И не то, чтобы наши конники отгоняли врага, просто враг не появлялся ниоткуда. Даже если в голове какого-нибудь правителя и возникала жажда битвы и крови, всегда наготове был способ остудить его и переправить чрезмерную силу в мирный канал.
— Так ли уж всегда? Ты сам говорил о нежелательном походе Муршиля на Вавилон.
— Ты прав, бывали и у нас несчастные годы. И я уже объяснил, почему армия хеттов отправилась в этот нелепый поход. Потому только, что ослабла наша сила в том месте. Взвихрилась стихия, и расчёт не поспел за её порывом. Но так бывает редко, и по ходу времён мы накапливаем опыт.
— Но что вам в этом мире, ведь он полностью хорош только для купцов, а Аварис, насколько известно, никогда не желал себе места на главной базарной площади?
— Да, правда, торговля весьма и весьма важна. Управляя ею повсюду, мы незаметно наполняем свою казну, не налагая ни на кого прямой дани, что всегда чревато брожением и восстанием. Никто, даже большинство богатых торговцев, даже правители Сидона и Тира не знают, куда уходит каждая восьмая золотая монета, из тех, что звенят на рыночных прилавках во всех портах. Без подвалов, забитых золотом, любая, самая хитроумная тайная власть превращается просто в тень. Но не только в золоте дело. Мир хорош тем, что он делает мир прозрачным.
— Это непонятно.
— Война — это большая мутная волна, что заливает границы привычной жизни. Исчезают старые порядки, падают правящие дома, всё становится ненадёжным — договора, долговые расписки, должности, человеческие отношения. На поверхность жизни выходят новые люди, с которыми очень трудно договориться. Они думают, что теперь они хозяева, и не желают слушать ничьего совета, каким бы мудрым он ни был. Мы противимся войнам, ибо большими и неожиданными войнами не имеем средств и умений управлять.
— Надо ли понимать так, что малые и подготовленные войны в вашей власти?
— Да. Иногда порядок жизни начинает страдать от застарелых государственных наростов, иногда становится очевидно, что прежние границы царств или торговые обязательства городов начинают вредить дальнейшему процветанию земли, тогда мы вмешиваемся. Принимаются новые законы, упраздняющие древние вредные установления, начинаются даже войны, как это было меж Ашшуром и Митанни. Наместники митаннийского царя сидели по старой памяти во многих аккадских городах, обирая купечество и разоряя крестьян, продлевая тем самым вредное господство своего совсем одряхлевшего царства. Благодаря нашему пастушескому наущению Ашшур поднял голову и снёс дряхлые преграды, что стояли на пути его возвышения. Крови было пролито совсем мало, времени потрачено ещё меньше, даже полевые работы и выравнивание каналов не пришлось прекращать в межречье, а пользы от сего разумного воинского действия произошло очень много, и уже три десятка лет в тех краях никто и не опоясывается мечом. Иногда нам приходится предпринимать меры в другом роде. Был случай, когда правитель города, называемого Шадом, телом и душой преданный Аварису, впал в безумство и возвестил указ, повелевающий всем мужчинам оставить жён и навсегда отдаться однополым постелям. Город этот и без того славился развращённостью своих жителей, и мужеложство там нисколько не преследовалось, но открытое отвержение женщин влекло за собою и отказ от принесённых ими в приданое денежных сумм. А деньги занимают важное место, даже в сердце сладострастника. Был бунт. Чтобы утишить его, пришлось безумного царя с его неумелым, потерявшим понимание своей цели «царским пастухом» побить камнями при большом собрании народа. Не как развратников, но как денежных грабителей.
