Маленький офицер в золочёном шлеме сердито нахмурился в адрес всего этого непонятного действа на берегу и приказал своим матросам поднять носилки с мемфисским «подарком» на плечи. Что ж, ему было велено доставить этот груз к фиванскому берегу, и он его доставит. А уж там...
В тот момент, когда матросы, отложив свои луки и копья, глухо крякнув, оторвали носилки от подставки и подсели под них загорелыми плечами, раздался там, на берегу, барабанный грохот.
Началось!
Небамон радостно бросил туда взгляд, но сначала ничего не рассмотрел. И всадники, и стрелки оставались на своих местах. Грохот же нарастал, знакомый, даже слишком знакомый, неприятно знакомый. Такую же барабанную волну гнала перед собой шайка разбойников возле той, памятной скалы. Но какие тут могут быть разбойники! Если же это не разбойники, то почему при грохоте гиксосских барабанов остаётся неподвижной гиксосская конница? Судя по мелким движениям в конных линиях, люди Захкея и сами не понимали, что нужно этому барабанщику.
Вон он, кстати.
Небамон наконец разглядел источник звука.
По пологому склону горы, что, сужаясь, тянулся к берегу, скакал одинокий азиат, лупя колотушками в прицепленные к седлу мохнатые барабаны. Взгляды всех вооружённых сотен были обращены к нему. И все эти взгляды были непонимающими. А он скакал себе по коридору меж двумя фронтами от гор к ладье.
Гиксос был громаден, плохо сидел в седле, чуть не сваливаясь с него при каждом шаге коня, и вообще поражал какой-то своей несообразностью.
Кто такой?
Зачем здесь?!
Что ему нужно?!
Между тем всадник направлялся прямо к сходням ладьи Птаха.
Небамон открыл рог, но его матросы-носильщики не услышали никакой команды и остались стоять на месте с «подарком» на плечах.
Небольшая, видимо, измученная тяжестью своего всадника лошадка вихляющей, несчастной рысцой приближалась к берегу реки.
Небамон закрыл рот и одною, самостоятельно ожившей рукой начал напоминать себе, где именно на поясе у него закреплён меч.
В этот момент грохот стих. Колотушки полетели в стороны. Лошадь остановилась у самых сходней и сильно покосилась на бок под сползающим всадником. Тот упал на четвереньки, с его головы свалился непрочно сидевший шлем. Гигант вскочил на ноги и, прокладывая себе дорогу лысым, лоснящимся черепом сквозь оцепеневший воздух, с топотом и рычанием взбежал по сходням на борт.
— Са-Амон, — прошептал полководец Птаха.
Приученные своим командиром к жесточайшему подчинению, люди Небамона оставались в неподвижности, в ожидании приказа. Даже когда прискакавший с гор сумасшедший лысый гиксос с разгромленным носом начал толкать носилки с «подарком» к другому борту, они ещё не начали сопротивляться. Когда же командир в золотом шлеме справился с немым своим ошеломлением и что-то приказал, было поздно.
Са-Амон обрушил носилки на пол, подхватил на руки «подарок», удивляясь бешено выпученными глазами его неожиданному весу, и, прохрипев что-то, перевалился с ним через левый борт ладьи. Раздался тяжкий всплеск. Подбежавший к левому борту Небамон и его люди увидели лишь пузыри на мутной воде. Потом из них медленно выступила на поверхность голая, мокрая голова Са-Амона. Воды ему было в этом месте всего по грудь, он утёрся и расплылся в блаженной улыбке. Ему всё же удалось выполнить приказ.
45
Са-Ра закончил говорить и почтительно потупился, сложив руки на животе. Верховный жрец Аменемхет стоял к нему спиной, совершенно неподвижно, только пальцы правой, опущенной вниз руки едва заметно теребили аметистовые чётки. Жрец и его слуга были одни в полумраке огромной храмовой залы. О том, что существует где-то иная жизнь, говорил только вертикальный прямоугольник дверного проёма, смутно бледневший где-то далеко слева.
Аменемхет размышлял. Сегодняшнее утро обрушило на его голову слишком много событий. Под этим обвалом рассыпался прежний порядок вещей, и теперь предстояло из груды новостей, как из обломков, соорудить что-то новое.
Итак, Мериптах мёртв.
Са-Амон в руках Яхмоса.
Гиксосы уклонились от столкновения с египтянами. Впервые за сто пятьдесят лет. Что же там всё-таки произошло, на каменной равнине у Темсена? Из рассказа Са-Ра ничего понять было нельзя. Откуда там оказалось столько гиксосов? Откуда там оказался наготове целый египетский полк? Что должна была означать эта торжественная встреча вместе со всем жречеством? Такие почести всего лишь спящему ребёнку?!
Мериптах не скажет больше ни слова, но что из того? Война теперь не зависит от слов мальчика, она начнётся или не начнётся только по своей воле.
Са-Амон тоже не скажет ни слова под любыми пытками, но что из того? Яхмосу и не надо, чтобы он говорил. И так ясно, кем послан безносый убийца.
Вокруг храма стоит конный караул. Опять-таки впервые за многие, многие годы. Шахкей показывает, кого он считает главным своим неприятелем.
Таков итог.
Какими краями не складывай эти новости, выходит скверно.
Незаметно покинуть храм нетрудно. Под любым египетским дворцом и храмом есть целый лабиринт подземных троп, можно незаметно выбежать и к реке, и к неприметной вилле на окраине города. Но что, в сущности, даст это бегство? Это будет отречение. Верховный жрец Амона-Ра, как какой-нибудь утёнок, прячущийся в речных камышах?!
Ощущение собственно самого поражения мучило Аменемхета не так сильно, как неудачные попытки понять, как это всё могло произойти.
Как?!
Са-Ра мощно и преданно вздохнул за спиной. Аменемхет чувствовал, что провинившийся гигант по-прежнему готов умереть за него, но иногда это не совсем то, что нужно. Конечно, безухий провинился. Посаженный с людьми в засаду на мёртвом острове, он не сумел помешать ладье Небамона добраться до пристани Темсена. Но виноват отчасти и тот, кто выбрал место для засады.
— Где Хека?
Оказалось, что никто не знает. Со вчерашнего вечера колдуна не видели в храме. Домашние слуги не знают, где их господин, у них справлялись уже несколько раз.
— Может, он во дворце Камоса?
Выяснилось, что туда уже посылали. В этом месте Са-Ра опять вздохнул.
— Что там такое? — недовольно поинтересовался Аменемхет.
Оказалось, что два постоянных припостельных лекаря номарха схвачены. Это удалось выяснить через подкупленных слуг, но однорукого там тоже никто не видел.
— Схвачены? — Аменемхет поёжился. Неприятности продолжали сыпаться на его голову. Что это означает — схвачены? Камос обо всём догадался?! Что его болезни возникают не сами по себе, но он вкушает их из рук храмовых лекарей, то есть из рук доброго и умного верховного жреца! Аменемхет снова поёжился. Дело такое, что может закончиться не одной только потерей влияния и отпадением от рулевого весла власти. Камос слабоволен, доверчив, не слишком умён, но таков он в те дни, когда особенно плох и у него появляется кровь в моче. По собственной же его, Аменемхета, воле Хека поднял его на ноги, и теперь кто может поручиться, что старший из правящих братьев остаётся всё такою же мягкой глиной, а не будет превращён мстительным огнём в твёрдый кирпич. И что он предпримет в этом новом качестве? Вон лекари уже схвачены. Что они могут знать? Что доверял им колдун?
