Они принесли сюда труп? Зачем?!
Верховный жрец ощутил, что сильнее всех прочих чувств — страха, отчаяния и надежды — им овладевает любопытство.
— Са-Ра!
— Я здесь, господин.
— Ты меня не обманул, ты собственными глазами видел, как носилки упали в воду?
— Прикажи убить меня, господин, а перед этим пытать, но я видел это.
Аменемхет встал, ещё раз выглянул в дыру.
— Мне нужно помолиться. Когда я войду к наосу, пошли человека сообщить братьям, что ворота вот-вот откроют.
Когда Камос и Яхмос двинулись к отворившемуся меж центральными пилонами проходу, всё стоявшее за их спинами воинство вздохнуло и пошевелилось, сбрасывая с себя невидимый панцирь жаркого оцепенения. Теперь ждать будет намного легче, дело сдвинулось с места. Храм и армия станут беседовать.
Вслед за номархами шли тремя нестройными колонна ми жрецы Верхнего Египта. Их шествие было разорвано по середине носилками с возлежащим на них деревянным capкофагом, содержимое которого столь волновало воображение великого жреца Аменемхета. Санех, Хнумхотеп и Нутернехт остались под навесом, при войске, на всякий случай.
Неторопливо движущуюся процессию встретил жрец, носящий один из высших храмовых титулов — Хем Нетер, распорядитель церемоний. Он сообщил торжественным, далеко разносящимся шёпотом, что его святейшество верховный жрец Аменемхет отпущен от лица великого божества и готов говорить с высокими гостями.
Камос и Яхмос молча наклонили пыльные, раскалённые парики.
Процессия важно и даже хмуро двинулась по аллее шестидесяти четырёх сфинксов, восседавших на каменных постаментах с правой и левой стороны. На шее у каждого изваяния был цветочный венок, а меж лапами находился глиняный или алебастровый сосуд. Справа от каждой львиной головы стояла жрица из числа носительниц жезлов и систров. Это были самые низшие из помощниц при совершении ритуалов. Вид у них, как и у всяких жриц, был одновременно и покорный и надменный. Все они шептали соответствующие моменту заклинания, отчего казалось, что передвигаться приходится меж стенами шумящего папируса.
Братья шли не торопясь, печатая огромные ступни по чисто выметенному камню. Яхмос специально ступал медленно, так выходило и торжественнее, и брату было легче, кроме того, оставалось больше времени, чтобы рассудить — к чему бы такая торжественность. Множество раз братьям приходилось бывать в храме, но никогда они не видели, чтобы кого-то встречали с такими почестями.
Аллея обрывалась прямо перед входом в главный портал святилища Амона. Направо и налево от входа располагались целые толпы служителей. По знаку Хем Нетера они грянули гимн. Начинали те, что располагались по ходу справа, следующую строчку выпевали стоящие слева. По мере приближения процессии звучание становилось всё громче.
Здесь полагалось остановиться.
Хем Нетер поднял руку. Пение стихло. Он громко произнёс несколько заклинательных формул, с помощью которых как бы снималась невидимая печать с ворот в дом Амона.
Момент всеобщей напряжённой тишины.
Из-под самого свода святилища раздался возвышенно рокочущий голос, как будто Амон был великан, ростом во всю высоту здания, и стоял сразу за порогом, говоря:
— Открыто сердце моё, и дорога свободна к престолу моему.
Откуда-то, послушные знаку распорядителя, выбежали жрицы с подносами, на которых лежали горками цветочные лепестки, и на гостей посыпался благоуханный вихрь.
Процессия вошла в проем портала.
Теперь по правой и левой сторонам продвижение процессии сторожили не сфинксы, а испещрённые иероглифами толстые колонны, поддерживающие где-то там, вверху, тяжёлый, как само небо, потолок. Каждый шаг был гулким, и от этого более, чем обычно, значительным. У каждой колонны стояли храмовые стражи, дюжие, по пояс голые, бритоголовые статуи, опиравшиеся ладонями на высокие, испещрённые иероглифами посохи. За каждой колонной дымилась широкая бронзовая жаровня с ароматическим веществом, так что чувства идущих были с двух сторон сдавлены стенами волнующих запахов.
Пройдя сквозь этот немой и пахучий строй, братья оказались во внутреннем дворе святилища. Он был шириной в девяносто локтей, а длиной в сто пятьдесят. Свет заходящего солнца ещё щедро переливался через край крыши и как бы густел здесь, в замкнутом пространстве, отчего открывшееся гостям зрелище заставляло просто прищуриться, чтобы не ослепнуть от вида парадного жреческого сборища. Золотые тиары, леопардовые шкуры, нагрудники сплошь из драгоценных камней, витые из серебряных нитей шнуры, начищенные медальоны, полыхающие от малейшего движения перья опахал.
На возвышении у дальней стены стояло кресло верховного жреца. По правую и по левую руку от него, на широких, спускающихся к стенам ступенях стояли носители блистательных регалий, высшие жрецы Божественного Дома. Каждый занимал место строго в соответствии с чином. Кхену — «про возглашающий пророк», Тхаи Шебет — «носитель жезла», Хем Анкхиу — «жрец живых, советчик и судья», Уаб Сехмет «изгоняющий злых духов», Сетем — «хранитель подношений, жрец мёртвых и некрополя», Нетер Сешета — «писец священных книг», Хери Сешета — «летописец таинств», Аакут — «просветлённый», Атеф Нетер — «отец бога», Хекау — «заклинатель», Сау — «начальник стражей, магических защитников», Ами Уннут — «наблюдатель и толкователь звёзд», Рекх Хет — «знаток вещей и заклинаний», Сентит — «ясновидец».
Жрецы, явившиеся с братьями, подавлено молчали. Они по своему виду годились лишь в слуги этим символам величия и святости.
И это ещё в отсутствие самого великого господина Аменемхета. Каким же будет его явление?
Хем Нетер, подведя гостей к ненанесённой, но явно ощутимой черте, сам встал на место между Сетемом и Нетер Сешета, туда, где ему полагалось находиться по чину.
— Продолжай, — раздался сверху давешний нечеловеческий голос, как будто Амон обогнал гостей и снова встал там, впереди, среди высоких колонн, и говорит оттуда.
Распорядитель покорно кивнул, снова вышел из общего порядка и встал лицом к громадной статуе Амона, ударил своим жезлом в пол и произнёс несколько заклинаний. Потом повернулся к гостям и, указывая своим жезлом в грудь Камоса, спросил:
— Кто ты и зачем пришёл сюда?! — Причём жрец всего лишь шевелил губами, а говорил всё тот же голос из-под потолка.
За последние часы подточенный болезнью Камос перенёс слишком много, и в этот момент наивысшего напряжения силы оставили его. Он качнулся. Яхмос повернулся к нему и подхватил под руку. Но брат был слишком крупным мужчиной, и одной рукой его было не удержать. Пришлось младшему брату поворачиваться к нему полностью и пытаться удержать его в стоячем положении усилием обеих своих рук. Лицо Камоса побледнело, глаза покрылись веками, изо рта вырвались два приглушённых рваных свиста.
— Отвечай, кто ты?!
Глас Амона стал ещё грознее и величественнее. Яхмос в бессильной ярости повернул голову к жрецу, двигающему губами. Тот сделал шаг в сторону, и стало понятно: последний вопрос задал не он, а уже появившийся на троне верховного жреца Аменемхет. Он выделялся своим облачением даже на фоне своих сияющих слуг. И он был наряжен не просто богато, но представлял собою самого бога Амона.
