— Ты?!
Обряженный уличным брадобреем человек сбросил с плеча накидку, и обнажилась культя левой руки. Правой рукой он погладил свой голый подбородок, как бы объясняя начальнику гарнизона ещё одну причину того, что его трудно узнать.
— Что тебе надо? — неприязненно спросил Шахкей. Он отлично помнил, что колдун был при том роковом разговоре с Аменемхетом, и значит, свою часть вины за то, что произошло в дальнейшем, несёт.
Хека, ничуть не смутившись тем, что ему ничуть не рады, быстро забормотал, что явился как друг и единственное, о чём он сейчас думает, — как помочь доблестному царскому слуге и его отряду выбраться из сложившейся ситуации.
— И что ты придумал? — спросил Шахкей, и тут же пожалел о том, что тратит время, которое мог бы отдать своему флоту или коню.
— Извини меня, доблестный Шахкей, за то, что я посмею произнести эти слова, но, поверь, у тебя есть только один выход — бежать.
Доблестный Шахкей лишь хмыкнул: что ещё можно было сказать в ответ на такую заботу?
— И бежать тебе следует не в седле, — Хека сделал паузу, и лицо его стало хитрее, чем обычно, — а в лодке.
Тут начальник гарнизона даже усмехаться не стал. Тяжело вздохнул и снова ткнулся лбом в ухо коню.
— Ты заботишься о моём спасении?
— Да, и объясню почему! Потому что сам надеюсь спастись вместе с тобой.
— От кого же ты спасаешься?
— От всех. Меня хотят убить все.
Шахкей выглянул из-за лошадиной головы, как бы заново разглядывая этого урода. Маленький, чуть приплясывающий от страха и нетерпения на месте, угодливо, но и хитро улыбающийся. Простые люди, воины племени шаззу, не терпят таких. Душат одной рукою. А потом брезгливо вытирают руку о песок. Но он не может этого сделать, хотя и хочет. Он не простой воин, он должен заботиться о своих людях и поэтому должен дослушать ложь, струящуюся из этого рта до конца.
— Меня хочет убить Аменемхет, он считает, что я предался Яхмосу. Меня хочет убить Яхмос, он считает, что я служу всё же Аменемхету, а его обманываю.
— Кто же прав?
— Никто. Они ненавидят друг друга, а причиной своей вражды избрали меня. Поэтому мне приходится скрываться и от одного, и от другого. Но больше, чем Аменемхета и Яхмоса, я боюсь ещё одного человека.
Начальник гарнизона открыл закрывшиеся было от скуки глаза. На смену обыкновенному вранью, кажется, должно было прийти вранье необыкновенное.
— Ты слышал об этом человеке, может быть, ты видел его. В любом случае ты согласишься, что его надо бояться.
— Говори, кто это.
Хека обежал взглядом уже почти затопленную мраком конюшню. Закрыл глаза. Вздохнул.
— Говори!
— Мегила.
— «Царский брат»?!
— Да.
— Он здесь?!
— Да.
Скуку как неожиданным ветром выдуло из груди начальника гарнизона. Мегила в городе! Это может всё изменить. Ещё несколько дней назад прискакал гонец с особым письмом из главной канцелярии Авариса, в котором предписывалось схватить любой ценой мятежного и преступного «царского брата» — Мегилу. Так же, как на приказ поймать сына Бакенсети, начальник гарнизона не обратил на него особого внимания. Всё это столичные странные дела, какое до них дело всаднику с границы. Царская канцелярия рассылает такие приказы на всякий случай, чтобы лишний раз напомнить о своём существовании.
— Он преследует меня давно. Два года назад, когда я сидел в глухой чаще леса и беседовал с духами, собирал редкие коренья, варил целебные отвары и учил язык зверей и птиц, явился он. Он послан был за мною, за моею тайной. Он сказал, что его послал царь Апоп. Я не поверил ему, я решил, что он хочет похитить мою силу для себя, и тогда стал его врагом. Он хотел убить меня, и только применив все свои секреты, я сумел сохранить жизнь. Мне пришлось пойти на службу к Аменемхету, ибо никто другой не мог бы меня защитить. Но «царский брат» не оставил своих помыслов. Мне кажется, что он хотел с помощью моих секретов завладеть троном Апопа. Это стало разгадано, и он объявлен мятежником. Но он перебежал к Аменемхету и соблазнил тайнами Авариса, которые выдал жрецу без счета. Я сопротивлялся этому обольщению, но Мегила заронил в душу верховного жреца семя чёрного подозрения ко мне. И я вынужден был бежать к Яхмосу. Этот дикарь просто схватил меня за горло, я еле унёс ноги, усыпив его охранников. Теперь я здесь, и ты сам решай, верить мне или нет.
Этот болтливый человечек не стал Шахкею менее отвратителен, и сама его манера говорить казалась неприятной, неубедительной, шакальей. Не могли сильные мира сего сойтись в интересе вокруг этой мокрицы! Но, с другой стороны, сквозь это блекокотание, как скелет сквозь падаль, проступали неотразимые факты. «Царский брат» и в самом деле два года назад проплывал мимо фиванской цитадели вверх по Нилу и именно в поисках знаменитого колдуна Хеки. И сам об этом рассказывал ему, Шахкею, за трапезой, устроенной в честь столичного гостя провинциальным командиром. И про частичную неудачу в этом деле «царского брата» Шахкей слышал. Какие-то смутные слухи, но слышал. Несмотря ни на что, приходилось верить, что колдун не врёт. И вообще, в его словах много полезного. Себя теперь можно выставить не нелепым беглецом из цитадели, но жертвой сговора «царского брата» с верховным жрецом. Да и сам колдун, судя по всему, представляет некую ценность для Апопа. Посылал же он за ним своего самого ценного помощника. Все эти витиеватые мысли крутились в голове конника, производя в ней непривычный звон.
— Ты поплывёшь со мной.
Хека кивнул с таким видом, как будто он и не сомневался в этом. Но тут же поставил условие: ему нужно сходить в город.
— Это невозможно, — сказал Шахкей.
Там, в городе, в специальном тайнике, хранятся все его многолетние запасы кореньев, порошков, неповторимых бальзамов, снадобья, которые больше никто никогда не сможет повторить. Без всего этого он, Хека, всего лишь однорукий, больной, никому не нужный человек. Не за ним одним, но и за его колдовским богатством посылал два года назад Апоп к нему Мегилу.
— Почему ты боишься меня отпустить? Я не собираюсь сбегать, иначе зачем мне было бы приходить к тебе? Ты опасаешься, что я всё же подослан Яхмосом и открою ему твой план бегства по воде? Но, не забывай, я знал этот план ещё до того, как ты проронил о нём хотя бы слово.
В ответ на это раздался храп. Нельзя было с уверенностью сказать, кто его издал — хозяин или его конь.
Шахкей был в бешенстве, он ненавидел однорукого, считал, что поддаваться на его предложения унизительно, и не находил способа, как не поддаться.
— С тобой пойдут мои люди. Шесть человек. Я им дам приказ, чтобы они убили тебя, если ты только попытаешься...
— Я сам хотел тебя просить о помощниках. Мне одному не унести всего.
