Затем всех пригласили подойти поближе и выслушать предложение. К красавчику присоединился ещё какой-то мужик, представился Петром, был он с чёрной бородой, точно у казачьего атамана, и одет в какой-то овчинный тулуп, точно разбойник. Кожаным сапогом давил лежащее на пригорке старое бревно.
– Ну так, други мои… Давайте посоветуемся… Вы, стало быть, обманщики и воры, должны рассчитывать на милость Божью, иначе всех на сковороду и в тартарары… Не мне вас учить раскаянию. Да и не место здесь. Это надо было как-то на земле решать. Здесь уже поздновато. Но шанс у вас есть. – Пётр погладил бороду и убрал ногу с бревна, вместо которого перед ним оказалась избирательная урна с гербом России. – Вот. Я думаю, никому из вас не надо объяснять, что это за предмет. Сюда вы в своё время бросали голоса людей. КОИБы я ставить не стал. Тут ведь все всё видят. И без них разберутся. А вы славненько ими побаловались там… Ох, славненько! Даже самый главный бородач из ЦИКа удивлялся, как у вас всё сошлось. Мудрецы! Ох, мудрецы! Намудрили вы что-то с народом. Ну так давайте теперь не избираться, а разбираться…
Красавчик водрузил недалеко от урны какое-то подобие доски и объяснил условия:
– Подходим. Записываемся как хотим. Хоть не своим именем. Напротив коротко пишем, как фальсифицировали голоса. Мы потом общий список отправляем по адресу. Там решают. Оглашаем итоги. Приступили.
Первым пошёл мэр Юрий Михайлович. Он коротко написал на доске – Пчеловод. Старший по Москве – организатор вбросов, сломов, строек и колец. Друг Путина.
Юрий Иванович плелся в хвосте. Обдумывал, что написать. При подходе к доске – руки дрожали. Решил сознаться во всем.
Написал так:
«Голосование за умерших. Вброс. Подделка списков избирателей. Карусель. Голосование по чужим открепительным. Переписка итоговых протоколов. Отказ в регистрации кандидатам от оппозиции. Провокации на избирательных участках. Изготовление фальшивых бюллетеней.
Остановился. Хватит, пожалуй.
И тут же оказался на сцене огромного театра, где в хорошо освещённом зрительном зале сидели люди. Он стоял посреди сцены с микрофоном в руке и не знал, что сейчас делать. Но быстро сориентировался и вошел в роль.
– Есть ли у кого какие вопросы ко мне, товарищи?
Люди загудели. Стали подходить к микрофонам в зале. Задавали вопросы по очереди.
– Скажите, Юрий Иванович, а была ли у вас возможность поступить по совести и не участвовать в обмане людей?
– Была. Для этого можно было написать заявление об уходе и уйти с работы до выборов, оставив семью без куска хлеба. Я на это не решился…
– А вам таким способом заработанный хлеб не вставал никогда поперёк горла, не подавились?
– Провокационный вопрос. Не я один такой был. Это целая система, организованная сверху и отлично налаженная.
– Вы надеетесь на помилование?
– Каждый надеется.
– А для чего вообще нужно было организовывать нужный результат?
– Чтобы ни у кого не было сомнений в законной избранности власти. Цифры должны были говорить сами за себя. Мнение народа никого не интересовало.
– Существует ли покровитель ваших деяний на небесах?
– Думаю, да… Бес. Бес выборов. Он нас всех и попутал.
– Вы помогали когда-нибудь людям?
– Было дело. В детстве когда-то. В юности. Повзрослев, перестал быть сентиментальным. Есть ещё вопросы?
– Что для вас деньги и власть?
– Одно и то же. Это образ жизни, выйти за грани которого очень сложно. Если, конечно, не подключить совесть…
– Вы не подключили?
– Нет, не стал… Бес победил.
Больше вопросов не было. Юрий Иванович стоял перед урной, за которой беседовали между собой красавчик и Пётр. Увидев очередного участника, они протянули ему лист бумаги и объяснили:
– Смелее, участник, смелее… Это же вам не на выборах шутить. Это всё что вам осталось сделать. Пишете одно из двух. Виновен или не виновен. Можете не сами. Можете солгать. Это ваше право. Здесь всё учитывается. И итоги бывают весьма неожиданны.
Юрий Иванович взял лист бумаги, отошёл в сторону. В другой руке оказался маленький очинок простого карандаша. Он было занёс уже руку, чтобы вывести своё последнее решительное слово, как вдруг ему пришла в голову одна странная мыслишка. И тут же материализовалась.
Появилась Машенька.
– Ты зачем меня позвал? Мы же уже обо всём поговорили…
Юрий Иванович весь задрожал, боясь, что сестрёнка сейчас исчезнет, схватил её трясущимися руками за тонкую ручку и попросил:
– Машенька! Сестрёнка! Почитай за меня какую-нибудь молитву! Я ведь урод, не знаю ни одной! Здесь же не запрещено читать молитвы? Правда?
Она улыбнулась.
– Странная у тебя просьба, братец… Эк тебя проняло… Ну ладно-ладно, почитаю…
И стала читать «Отче наш»…
Люди-нелюди
Сегодня отправились за грибами. Когда Валюха ногами расталкивала всех остальных, спящих вповалку где кто после вчерашней попойки, Кузьма уже открыл глаза и сидел в углу очередного, провалившегося крышей убежища, из которого они должны были сегодня свалить.
– Вставайте, уроды! – лыбилась атаманша. – Пора за дело!
Сырое и густо пахнущее человеческими испражнениями и гнильём помещение разбавилось дымком засветившихся окурков.
– Грибы пошли. Идём собирать! Потом продадим!
«Грибников» было пятеро. Все бомжи. Все со своей оригинальной историей и судьбой.
Сосел – седой и мохнатый старик с всклокоченными волосами и бородой, был выгнан собственным сыном из дому, потому что не смог оформить пенсию. Документов не хватило. Жить было не на что. Оказался на улице и нашёл себе компанию собутыльников во главе с Валюхой.
Валюха – маленькая болтливая и вечно злая сорокалетняя шмоня, продала свою однокомнатную квартиру в Москве и купила дачку в ближайшем Подмосковье. Незастрахованная дачка после очередной загульной пьянки сгорела. Документы тоже. Пошла на вокзал. Встретила друзей. Опять запила.
В этой компании уже были Сосел, Опухоль, Кузьма и Малыш.
Опухоль – худой и высокий мужичонка с постоянно разбитой до синяков мордой, за что и был прозван Опухолем. Он всегда, как напивался, скандалил, придирался, цеплялся. За что и получал регулярно от друзей по роже, а получив, замолкал, отваливался в сторону и тут же засыпал. Избитый, бессильный, бухой. Он когда-то работал на таможне, поэтому любил придираться по мелочам к людям. С таможни его выгнали. А те, к кому он продолжал придираться, били морду.
Малыш был пятнадцатилетним пацаном одной из мкадных окраин Москвы, бросивший учёбу, убежавший из дома на улицу от пьющих отца с матерью. Любивший дешёвое пивко, он быстро пристрастился к алкоголю и перешёл на более крепкие напитки: бормотуху и разбавленный кока-колой самогон.
