– У-у-у! – то и дело раздавалось в лесу. – Ы-ы-ы-у!
– Катька, ты чего? – испугался Стасик.
Хомутов тоже виновато перетаптывался рядом.
Катька ревела.
Минька думал, что делать. Слушать Катькин рев, да еще в лесу, было не особенно приятно, и поэтому Минька думал. Вдруг он позвал Стасика и сказал:
– Тащи решето, которое на гвоздике!
Стасик быстро принес решето.
– Вот! – Минька сел на траву. – Буду через решето загорать. Чтобы веснушки…
– И я тоже хочу веснушек, – заявил Стасик.
– И я, – сказал Хомутов.
Минька подумал, косясь на Катьку. Она как будто начала тише реветь.
– Бросим жребий, – сказал Минька. – Кому первому загорать.
Теперь Катька уже не ревела, а просто хныкала. Мальчишки тихо совещались о чем-то между собой. Вдруг Катька увидела, как Хомутов лег на траву лицом к солнышку.
Минька положил решето прямо ему на лицо и сказал:
– Только не шевелись! А то не получится.
Катька совсем перестала плакать. Хомутов терпеливо лежал под решетом, но солнышко уже садилось.
«Наверно, мало жару, – озабоченно думал Минька. – Лучше завтра…»
– Знаешь чего? – вдруг обернулся Минька к Стасику. – Давай увеличительное стекло. Попробуем по одной.
Итак, Хомутов загорал через решето, чтобы получить веснушки все сразу, а Стасик и Минька по очереди наставляли фокус увеличительного стекла на щеки друг другу, пытаясь делать веснушки.
Стасик вдруг подпрыгнул:
– Ух! Жжется! – Он потер щеку. – Нет, Миня, лучше не будем.
– А я знаю как! – подошла к ним Катька.
– Как?
– Надо коричневый карандаш. Нет, лучше желтый.
– Смоются.
Все задумались.
Один Хомутов ничего не думал. Он давно сладко спал под решетом и только посапывал. Веснушки явно не получались, но воздух-то очень хорошо проходил в дырочки решета. Туда и сюда.
– Эх, опять уснул, – сказал Стасик. – Даже комаров не боится.
Все-таки комары, а может быть разговоры, пробудили спящего Хомутова. Все побежали в завод, надо было подумать о еде и ночлеге. Но Катька сначала послала всех умыться в речке.
12
(Пир. Стасик в беде. Баба-яга заглядывает в окно. Гроза. Тревога в деревне.)
После ужина Хомутов спросил:
– А когда пировать будем?
– Забыли, – сказал Минька. – Давай сейчас, еще успеем.
Под Катькиным руководством быстро принесли воды, вымыли стол и застелили его газетой.
Минька рассадил всех вокруг стола и сказал:
– Кто потчевать будет?
– Ты, – сказал Стасик.
– Нет, пускай лучше Катька.
Катька начала потчевать гостей. Она потчевала их пирогами, студнем, вином и окрошкой. Потом опять пирогами. Пустая бутылка изображала горячий самовар.
– Кушайте, гости, не брезгуйте, – тонким голоском угощала Катька.
Вскоре Минька закатил глаза и запел: «Не упрекай несправедливо», а Стасик начал качаться из стороны в сторону, а Хомутов начал изображать играющего гармониста. Все трое орали кто во что горазд, а Катька каждого успокаивала.
Веселый же был денек!
Пировать вскоре надоело, и Катька убрала со стола. Минька сделал из бумаги очки, взял вместо указки ольховый пруток и провел то ли беседу, то ли лекцию. Потом играли в магазин, и главным продавцом опять была Катька, после чего начали по очереди взвешиваться на веревочных весах. Стасик оказался тяжелее всех.
Пришла ночь. Топки в печи давно потухли, только какая-то головня все еще дымила. Минька распорядился, чтобы Катьке постлали на топчане, а сам задом полез ночевать в глиняный куб. Куб и правда слегка нагрелся. В нем было удобно лежать, хотя и не очень чисто. Хомутову в куб помог забраться Стасик, а Стасику Катька. Ну и ошибку же сделал Стасик! Он залез в куб не задом, как надо было, а головой вперед. Развернуться же в кубе места не хватило, и Стасик перепугался и закричал. Ему показалось, что теперь ему вообще не вылезти из этой глиняной душегубки.
– Миня! – кричал Стасик. – Минюшка-а-а! Выручи! Пожалуйста…
Минька по пояс вылез, опустился на руки, стал вытаскивать ноги и больно упал. Но ему было не до этого. Стасик кричал из куба. Минька и Катька потащили его за ноги и выволокли. Только после этого Стасик успокоился.
– Опять полезешь? – спросил Хомутов, выглядывая из круглой глиняной дыры.
– Ага, – сказал Стасик. – Там хорошо.
Он полез, но полез опять головой, а надо было задом, и вот было смеху! Никак Стасик не мог научиться залезать головой назад! Пришлось Миньке показывать, как это делается. Наконец все улеглись на свои места, и Катька тоже, только сперва закрыла двери на большой старинный крючок.
Июньская ночь была светлая. Но вдали глухо и тревожно загремел гром. Отблеск далекой молнии промелькнул в окне. Тут-то и случилось что-то жуткое и непонятное. Катька уже начала засыпать, когда вдруг за окном послышался шорох. Катька сразу проснулась. Окошечко было ветхое, стекло в раме еле держалось. Катька почувствовала, что кто-то стоит за окном, и вся замерла. Вдруг все окно заслонила чья-то тень, и девочка увидела, как кто-то страшный глядит в окно. Лицо было жуткое, как у Бабы-яги. Катька завизжала от страха. Хомутов еще не спал – наверное, выспался, когда загорал под решетом. Минька и Стасик спали. Если бы Хомутов тоже не видел, как кто-то заглядывал в окно, Минька ни за что бы не поверил Катьке. Она все еще дрожала от страха.
– Это мерин, наверно. Рыжко.
– Или корова, – успокаивал Стасик сестру.
– Конечно, мерин, – сказал Минька и вылез из куба. – Пойдем, сейчас поглядим.
– Ой, не открывай! – снова заплакала Катька.
Да и Стасик и Хомутов были за то, чтобы двери не открывать и никуда не ходить.
Гроза шла над темным лесом, все ближе и ближе. Гром гремел уже над самою крышей, он то бросался далеко в сторону, то опять возвращался обратно. Было страшно, когда он трещал совсем рядом, еще жутче сверкала зеленая молния. Когда она сверкала, то в сарае освещались даже самые темные углы и Катька закрывала глаза от страха.
Наконец разразилась над ними настоящая буря. Ветер с грохотом сорвал с крыши несколько тесин. Полил дождь, гром трещал оглушительно и беспрерывно. Шум леса, дождя и ветра слышался в темноте, когда гром затихал, но гром почти не стихал и носился над землей беспрерывно, так же, не переставая, светили молнии. Они сливались в одну сплошную, и все шумело, гремело, сверкало вокруг. Ребята, испуганные, притихли.
