– Ничего не выходит! – Минька слез на землю. – Надо лестницу.
– А если изнутри? – догадалась Катька.
– Ура! – закричал Хомутов. – Я тоже полезу.
Внутри сарая залезли на громадную пыльную печь, нашли щель в крыше и с трудом раздвинули две доски. Доски были уже гнилые и на гвоздях не держались.
Минька и Хомутов выбрались на крышу. Было далеко видно вокруг. Синела река.
– А деревню видать? – спросил Стасик снизу.
– Не-е! Только гумно немножко.
Минька заглянул в трубу, сложенную из кирпича. Там была одна чернота. И тут его опять осенило.
– Катька! – закричал Минька. – Ну-ко закрой печь берестиной! Ненадолго.
Катька и Стасик выбрали внизу большую берестину и на минуту закрыли топку. Дым хлынул в трубу. Он больше не останавливался, потому что образовалась тяга. Но берестина в руках Катьки загорелась от печи.
– Вытаскивай! На улицу! – скомандовал Минька, когда увидел все это через дыру в крыше.
Стасик мигом выволок пыхающую берестину и оттащил ее подальше от сарая. Она чадила долго, не могла догореть.
Миньке и Хомутову не хотелось слезать с крыши. «Эх, какой вид! – думал Минька. – Жалко, что нет бинокля. Либо подзорной трубы». Он пропустил вниз через крышу Хомутова, затем слез сам и надвинул тесины, сделал, как было, на случай дождя. И так ночная буря сдула с крыши три или четыре тесины. Они валялись теперь в малиннике за сараем.
Минька слез.
– А что, Миня, когда потечет? – весело спросил Стасик.
– Не знаю, – сказал Минька. – Может, завтра, может, сегодня.
Минька и впрямь не знал, сколько времени нужно калить в кубе бересту. Он жалел, что не успел спросить об этом у дедушки. Но ведь не бежать же из-за этого обратно? Надо ждать.
Хомутов опять приволок дров. Он где-то быстрей всех умел находить сухие ольховые дрова. Стасик подкинул в печь. Катька вздумала печь картошку, Стасик сходил за водой.
Все устали.
Незаметно садилось за лес нежаркое к вечеру солнышко, печь горела, как дома. Потом, когда солнце село, от реки начал подниматься белый туман, но в сарае было тепло.
– Минь, а как его называют? – спросил Стасик.
– Кого?
– Этого… Кто деготь гонит.
– Дегтярник? – спросила Катька.
– Дегтярь! – догадался Хомутов и стал очень довольный.
Картошка почему-то не пеклась, а только горела, а есть хотелось все больше и больше.
– Попировать бы… – задумчиво произнес Стасик.
Все промолчали. Спускалась ночь, а деготь все не тек. Минька и Стасик уже несколько раз ходили в темноту за печь, щупали там конец железной трубки, прочищали ее березовым прутком.
Нет, не тек пока деготь!
Печь жарко пылала.
Наконец решили поужинать. В том же котелке, в котором днем варили уху, Катька вскипятила воду и набросала в нее листьев смородины. Получился великолепный чай. Еще оставалось немного хлеба и соли. Картошка с одного бока была испеченная, с другого зажженная и очень сырая, но что было делать? Есть-то хотелось еще больше.
– Минь, а когда мы домой-то? – спросила вдруг Катька, но Минька не ответил.
– Тсс! – Он поднял палец. – Слышите?
Никто ничего не слышал. Все замерли. Но вот далеко в лесу послышался крик. Или это птица какая? Ребята напряженно вслушивались. В печке гудел огонь, под крышей что-то потрескивало.
– Во, опять кричат, – шепотом произнес Хомутов.
– Двери надо закрыть, – сказал Стасик и пошел закрывать.
– А что, если сюда придут?! – Катька уже дрожала от страха.
– Не придут! – сказал Минька. – Нигде нет никаких беженцев.
– А кто, Миня, Рыжка у нас увел? А? – спросил Стасик.
– Он, может, и сам ушел.
– Да. Сам. Как он сам-то?
– Ну, сам. Взял и ушел. Стой…
Крик повторился, но, кажется, еще дальше. И вновь стало тихо. На время от страха даже есть расхотелось, но Минька встал, еще раз проверил печь, куб, двери и все остальное. Дегтя пока не было. Стали ужинать.
15
(Чем все закончилось.)
Бригадир, отец Катьки и Стасика, с ружьем пошел искать ребят по одной дороге, а Евлаха поехал на тракторе по другой. Лиля и Сергей Михайлович опоздали и пошли после всех.
Была уже глубокая ночь.
Сергей Михайлович не на шутку встревожился, когда узнал, что ребят нет уже трое суток, а девочка не ночевала дома. Сказали, что ушли в лагерь. Но никакого пионерлагеря еще и в помине нет: он открывается только с завтрашнего числа!
В лесу Сергей Михайлович долго светил электрическим фонарем на дорогу, хотя ночь была белая, светлая.
– Вот здесь прошел трактор, – сказала Лиля, беря Сергея Михайловича под руку.
– Зачем нам трактор? Нам лучше другим путем.
Но трактор тарахтел где-то совсем рядом. Вот блеснули фары. Трактор стоял.
Лиля от Сергея Михайловича подошла ближе и увидела тракториста Евлаху.
– Что, буксуете? – спросил учитель тракториста.
– Да нет, дорога крепкая. Вон, это… – Евлаха показал в лесную темноту, освещаемую фарами трактора. На большой белой бересте, растянутой на сучках, было написано:
Внимание! Обрыв провода.
Опасно для жизни!
– Вот оно что… – Сергей Михайлович фыркнул. – Так что, не поедете?
Евлаха молчал. Он ходил около трактора и около странного объявления.
– Пошли! – Лиля потянула учителя за рукав. – Вот этой тропкой.
Тарахтящий трактор остался где-то левее. Они шли все дальше и дальше в лес, обивая с травы начинающуюся росу.
– Стой! – остановился Сергей Михайлович. – Кто-то кричит. Слышишь?
– Это бригадир, – сказала Лиля. – Он той дорогой пошел.
Ночь, казалось, уже шла на убыль. Вдруг Сергей Михайлович замер, увидев за деревьями багровый отблеск.
– Горит… Что тут? Дегтярный завод? – Он, не разбирая тропы, бросился в лес, прямиком на этот багровый отблеск. Лиля не поспевала за ним.
Сергей Михайлович бежал, прыгая через пни и коряги. Огонь приближался, но, казалось, очень медленно. Наконец Сергей Михайлович выбежал на поляну. Крыша дегтярного сарая ярко и почти бесшумно горела с одной стороны. Огонь еще набирал силу, но делал это торопливо и основательно…
