Увидев его с рюкзаком, она даже расцвела вся:
– Ой, Миня, молодец-то какой! У нас картошка-то как раз кончилась. Это чей мешок у тебя? Где взял?
Минька нехотя объяснил, что взял рюкзак у Стасика. А дальше опять приходилось врать. Больше всего в жизни Минька не любил врать, но что было делать?
А мать взяла у него рюкзак и сказала:
– Давай я картошку-то высыплю в большую корзину, а мешок ты унеси, отдай, у кого взял. Вдруг понадобится.
– Ладно, – буркнул в сердцах Минька.
Мать высыпала из рюкзака все содержимое.
«Эх, плакала наша картошечка, – подумал Минька. – Хоть бы не всю высыпала».
Мать показала, где и что лежит из еды. Потом взяла грабли и ушла в огород шевелить сено.
Минька отрезал от буханки половину и поглядел на корзину с картохой.
«Штук десять можно, – подумал он, – а то и двадцать. Нет, лучше двадцать одну, по семь штук на каждого».
Он отсчитал двадцать одну картофелину и положил в рюкзак. Даже лучше! А то не хватило бы места хлебу. Он прихватил еще и свой пустой рюкзак, чтобы Стасик положил в него маленький топорик, пирог и лук.
Все было готово. Теперь бы незаметно пробраться в поле к большому камню. Стасик и Хомутов, может, уже ждут, а Минька не любил быть последним. Только бы Катька не увидела.
На улице – ни души. Один петух разгуливал по траве. Минька сиганул через канаву в поле. «Вперед, вперед, шагай смелее!» – про себя, мысленно, повторял он, хотя то и дело приходилось не шагать, а ползти по траве.
Он устал и вспотел. Добрался до камня, замаскировался в траве и вдруг увидел Хомутова и Стасика.
Оба спокойно во весь рост вышагивали по дороге и разговаривали громкими голосами. Один тащил топор и два пучка луку, другой сумку. Давно забыли общий уговор, идут на виду у всей деревни – и хоть бы что. Минька громко зашептал: «Ложись!» Не слышат. Вот барбосы! Верь им после этого…
– Вы чего такие чин-чинистые? – вскочил Минька. – Уговор-то где?
– Мы ничего, – сказал Стасик и остановился.
Хомутов тоже остановился и сказал:
– Мы ничего.
– Эх вы…
Минька так рассердился, что не спросил даже, что у Хомутова в сумке. Молча положили Стасикову поклажу и пошли. Все трое только пыхтели. Оводы налетали на них, кусались и лезли во все места. Даже в карманы.
«Это еще что, – подумал Минька, когда обида прошла. – А каково коровам сейчас? И мерину. У них ни штанов, ни рубах, кусай сколько хочешь. – Он вспомнил, как бабка Клювиха мазала свою корову дегтем, чтобы оводы меньше кусались. – Вот возьмем и нагоним дегтю, – думал Минька. – Помажем коров и мерина, сразу им станет легче».
Все сразу вспотели: в лесу было жарко, безветренно.
Не доходя до завода метров двадцать, Минька поднял палец. Ребята затаили дыхание. Кто-то рассмеялся у речки на берегу. Или послышалось? Минька знаками велел Стасику и Хомутову залечь в траву за кустами. Сам начал подкрадываться к берегу. Он осторожно раздвинул кусты и даже глаза выпучил от удивления.
На берегу стоял и крутил спиннинг учитель по труду Сергей Михайлович. Рядом на камне сидела и почему-то смеялась Лиля.
Что было делать? Сергей Михайлович крутил катушку спиннинга. Минька видел, как он выволок из омута целый пучок водорослей. Лиля опять рассмеялась.
«Чего они тут? – подумал Минька. – Наверно, рыбу пришли ловить».
Минька просто не знал, что делать. Но тут Сергей Михайлович сложил спиннинг. Он взял из травы Лилины босоножки и подал ей. Оба пошли. Вышли они на тропку, и у Миньки захолонуло под ложечкой. Шли-то они как раз туда, где лежали в траве Стасик и Хомутов!
Минька так и съежился. Все! Нет, прошли, ни одного не заметили. Минька подождал, пока они не ушли еще дальше, и подскочил к друзьям:
– Видели?
– Не-е, – шепотом сказал Стасик. – Я думал, медведь.
Хомутов молчал.
– А кто это был? – спросил Стасик. – Может, лоси?
– Ладно, пошли, – сказал Минька и добавил: – На обед.
Когда открыли двери, разложили еду и все трое расселись за столом, Минька спросил Стасика:
– Стасик, а Лиля – невеста?
– Не-е! Лиля – газетница. Она почту носит.
– Знаю, что носит, – рассердился Минька и вытащил из кармана складной ножик.
Хомутов открыл свою сумку. Когда бабка узнала, что он идет в лагерь, она наложила ему целую кучу пирогов.
Минька сказал:
– Поедим сначала немного. А вечером пировать.
– Ура! – закричал Стасик.
– Только надо приготовить, где спать.
– И воды принести.
– Дров наломать.
– Еще рыбы на суп! – сказал наконец и Хомутов, который все время молчал.
– На уху. Суп – это когда мясо.
– Еще грибов наискать!
– Печь истопить, – добавил Стасик.
– А где туалет будет? – спросил Хомутов.
И закипела у них работа…
6
(Катины заботы. Где же Стасик? Вечерние разговоры.)
Не зря Минька ее боялся! Она еще утром подсмотрела сначала Стасика, потом Хомутова. Когда Стасик взял у отца из сарайки маленький топорик, а из шкафа увеличительное стекло от изломанного проекционного фонаря, ей совсем стало невмоготу.
Куда они собирались?
Катька спряталась за крапиву и увидела, как Хомутов тоже убежал в поле. У него в руке была какая-то сумка.
«Это они картошку печь, – сразу догадалась она. – Только чего в сумку-то так много наложено?»
После обеда Катька попрыгала на одной ноге, поиграла в куклы, и тут ей опять стало очень скучно. «Пойду, пойду по дорожке и найду! – решила она. – Вот, все равно узнаю, чего они делают».
И Катька пошла. В поле было весело. А вот в лесу стало страшновато. Лес шумел. Со всех сторон Катьке слышались какие-то звуки и шорохи. Она чуть не плакала. Но все шла и шла. Сосны шумели. Какая-то большая птица так ее напугала, что Катька даже зажмурилась. Девочка старалась не думать про медведя, но чем больше старалась не думать, тем больше думалось. Дорога становилась все хуже. Все чаще попадались на пути коряги и лужи. Потом дорога вовсе куда-то пропала. Катьке стало страшно, везде была чащоба, лес зашумел еще сильнее. Вдруг она услышала хруст веток и увидела Лилю. Позади шел Сергей Михайлович.
– Катя! – удивилась Лиля. – Ты как тут оказалась?
– Смотри заблудишься, – сказал Сергей Михайлович, подходя ближе. – По ягоды, что ли?
– По ягоды… – несмело сказала девочка. Она так обрадовалась, что забыла, куда и зачем ходила.
