Леонардо точно ожил. Снова увидеть Милан, где протекли его лучшее годы жизни, где он создал свои величайшие произведения, где его знали и любили!.. Сколько там погребено дорогих воспоминаний! Но отпустит ли его Флоренция в то время, когда он еще не кончил фреску в палаццо Веккьо?
К его изумлению, городской совет милостиво согласился на временный отпуск в Милан, и Леонардо почувствовал, как будто у него гора свалилась с плеч. Он быстро собрался и пустился в путь, не расставаясь с любимым и балованным «сыном» Салаино.
XIII. В поисках счастья
Пыль поднималась столбом из-под копыт взмыленных лошадей, на которых летели в сопровождении слуги Леонардо и Салаино по направлению к Милану. Но прежде Леонардо решил заехать на виллу Ваприо, к старому другу Джироламо Мельци. Особенно хотелось ему видеть маленького Франческо. В его воображении Франческо все еще был маленьким мальчиком с длинными кудрями и большими невинными детскими глазами, а между тем прошло уже много лет, и ребенок должен был превратиться в юношу Франческо вместе с отцом был в саду, когда слуга доложил о приезде незнакомых гостей. Мельци меньше всего ожидали увидеть теперь Леонардо; но у Франческо почему-то сильнее забилось сердце, когда он пошел вслед за отцом навстречу приехавшим. Было ли это предчувствие радостной встречи или просто волнение от неожиданности – Бог ведает.
Перед Франческо стоял немолодой синьор в черном костюме ученого, с длинной, шелковистой бородой и ясными, холодными глазами. В величавой фигуре его было что-то царственное. Он улыбнулся слегка уголками губ и протянул руку Джироламо Мельци. Вопросительный взгляд его остановился на Франческо.
– Это сын мой, – сказал, улыбаясь, мессер Джироламо, – а вы и не узнаете…
Он указал на стройного, тонкого юношу со светло-каштановыми кудрями и большими, умными серыми глазами. Неужели это Франческо? Да, да, то же нервное лицо, те же милые, умные глаза…
Что-то знакомое промелькнуло для Франческо в лице гостя. Он узнал эту шелковистую длинную бороду, эти светлые, холодные и бесконечно прекрасные глаза.
– Мессер… Мессер Леонардо!.. – вскрикнул он вдруг, задыхаясь и краснея от восторга.
Учитель залился высоким звенящим смехом и протянул обе руки к юноше…
– Не удивляйся, Франческо, – сказал он наконец, мягко глядя на молодого Мельци, – что в первую минуту я не узнал тебя. Ведь ты так изменился. Прошло много лет. Ты стал юношей, я – ближусь к старости. Но на склоне лет счастье снова вернулось ко мне. Я опять увижу Милан. Французы захотели, чтоб я вернулся на мою вторую родину, и Флоренция отпустила меня. Теперь я твой, снова твой, мой Франческо, твой и всех миланцев! Ну, а у вас все так же, как и прежде: сад не изменился – разве только мои любимые пинии поредели да ты, бедняга Джироламо, нельзя сказать, чтобы помолодел. А из моего Салаино вышел совсем взрослый человек, хотя в душе он – прежний балованный мальчишка!
Салаино недовольно и конфузливо улыбался из-за спины учителя…
За веселым ужином начались бесконечные рассказы о пережитом. Мессер Джироламо со вздохом вспоминал былое время счастливого, по его мнению, владычества Моро. Он от всей души ненавидел пришлых французов и не понимал равнодушия Леонардо к этому новому владычеству. После ужина, когда все разошлись, кто-то робко и пугливо постучал в дверь Леонардо.
– Войдите, – сказал Винчи, не оборачиваясь. Он разбирал свой чемодан, доставая необходимые принадлежности и кисти, с которыми никогда не расставался.
На пороге стоял Франческо. Его прекрасное лицо было сильно взволновано; глаза горели.
– А, это ты, мой друг, еще не спишь, – сказал равнодушно Леонардо, – пришел мне помочь и узнать, доволен ли я ночлегом? Все прекрасно, а мои вещи я всегда привык разбирать сам. – Он мягко улыбнулся. – А впрочем, садись, помоги мне развернуть вот эту связку кистей: веревки запутались…
Он протянул Франческо большой толстый сверток, завязанный тонким шнурком. Руки Франческо дрожали, когда он распутывал узел. Наконец он опустил сверток на колени и поднял бледное лицо на Винчи.
– Мессер Леонардо… – сказал он тихо. – Вы помните свое обещание?
– Какое обещание, Франческо?
– Взять меня к себе в ученики, мессер Леонардо… Я помнил это обещание, я только и жил им! Я все помнил, что вы мне говорили; я старался присматриваться к природе, учиться у нее и… и… мессер Леонардо… и думал о том, как хорошо много знать, хорошо понимать «язык природы», как выражались вы тогда, учитель. Ваши слова врезались в мою память, хоть я и был тогда ребенком. Потом я учился живописи, мессер, но учился опять у природы, один. Других учителей у меня не было, мессер, и я не хотел, чтобы кто-нибудь, кроме вас, смел мне что-нибудь поправить… что-нибудь приказать… Ах, мессер!
Он сложил руки с выражением детской мольбы, и скользнувший из окна дрожащий серебристый луч месяца озарил его бледное лицо, придавая ему выражение чего-то необычайно чистого и трогательного… Леонардо подошел к нему с задумчивой улыбкой и положил руку на плечо.
– Покажи мне, мальчик, – сказал он ласково и нежно, как говорил с детьми, – все, что ты за это время сделал.
Рисунок Леонардо да Винчи
Франческо молча встал и с волнением провел его к себе, в свое маленькое «студиоло». Здесь он указал учителю на целую груду наваленных в углу чертежей, рукописей, рисунков, показал на мольберты с натянутыми на подрамник холстами, неоконченными этюдами… Леонардо, сидя на корточках, молча, терпеливо разбирался во всем этом хламе, не пропуская ни одного, хотя бы самого ничтожного лоскутка бумаги. Это был труд самоучки, но Леонардо нашел в нем светлые проблески таланта. Франческо, измученный волнением, подошел к окну и уперся лбом в холодное цветное стекло, сквозь которое лунные лучи казались окрашенными в странные переливчатые тона. Он ждал решения своей участи.
– Хорошо, – сказал, наконец, Леонардо, – я тебя возьму к себе, мальчик, но только надо переговорить с твоим отцом. Завтра же я сделаю это, а теперь иди спать; да и хороший же ты хозяин: забыл, что твой учитель немолод и порядком устал с дороги.
– И вы не прогоните меня от себя, мессер, никогда? До самой смерти?
– До самой смерти! – смеясь, повторил Леонардо. – Ступай же спать, мальчик, а то ты заставишь меня умереть скорее, чем я думаю!
Джироламо Мельци охотно согласился отпустить сына с Леонардо, и через несколько дней Винчи с Салаино и новым учеником Франческо отправился в Милан. Он привез с собой небольшую картину, на которой изобразил Мадонну с веретеном в руках. Младенец Иисус, держа одну ногу на корзинке с шерстью, тянет корзину за ручку и с изумлением смотрит на четыре луча, падающие в виде креста, – намек на крестные страдания Спасителя, – словно устремляясь к ним. Улыбаясь, схватывает он веретено и старается отнять его у Матери. Эту картину Леонардо написал еще во Флоренции, по заказу любимца Людовика XII, статс-секретаря его, Роберте. Картина привела в восторг миланцев.
