— Выходи, старый ублюдок! — проскрипел кто-то с улицы.
Чей-то силуэт проскользнул мимо разбитого окна и буквально в ту же секунду распахнулась входная дверь.
В голове у Диаса успела промелькнуть мысль о разгневанных сыновьях коллег, прежде чем невысокий, коренастый парень, словно точно зная где находится Диас, протянул к нему свои лапы и выволок на лестничную площадку. Люди внизу, освещенные лучами фар трех автомобилей, непонятно как проехавших через шлагбаум, загудели и стали свистеть, словно фанаты на стадионе, встречающие свою любимую команду.
Последние остатки похмелья вылетели в свежий прохладный воздух пригорода и Диас, скорее в изумлении, чем в страхе, посмотрел на незнакомца, тормошившего его.
— Кидай его сюда, — продолжал скрипеть заводила внизу.
Диас получил оплеуху и потеряв равновесие, едва не перевалился через перила, но сильная рука незнакомца удержала его, но лишь для того, чтобы швырнуть к ступенькам. Он не испытывал страха и не думал о сопротивлении. Он, как это не странно, был слишком занят размышлением о том, кто бы это мог быть. Полиция? Эти шакалы добрались до него? Тем временем, противник спускал его уже со второго пролета. Возможно, наблюдатели ожидали большего от этого спуска, но Диасу удавалось ухватываться за перила и выставлять вперед то руку, то ногу, тем самым, не превращаясь в мешок с дерьмом. Он, как кошка, в конце своего пути всегда оказывался на четырех лапах, хотя, конечно, предпочел бы оказываться на двух задних. Когда Диас, наконец, достиг земли, преследователь повалил его на землю и яркий свет фар стал больно бить в глаза.
— Хочешь умереть, мразь? — наконец, заговорил его каратель.
Если бы Диас мог разглядеть лица всей компании, он нашел бы довольно забавным тот факт, что двое из парней как две капли воды похожи друг на друга. Но он не видел этого и потому не усматривал ничего забавного в положении, в котором оказался.
— Что молчишь, тварь? — продолжал скрипеть один из силуэтов.
— Эй, ты хоть понимаешь, что происходит? — спросил другой, до сих пор молчавший.
— Нет, мать вашу, ни хрена не ясно, — бодро ответил Диас, стоя на четвереньках и прикрывая лицо от света вытянутой рукой.
— Где этот маленький сыкун? — хриплый голос показался знакомым.
— Какой? Этот? — морщась, скорее от привычки, чем от слепившего света, Диас указал рукой себе в пах, сохраняя при этом серьезное выражение лица.
— Вот, сука, он еще шутит, а? — усмехнулся скрипящий голос.
— Где Руслан, ты, гандон старый? — начал дергать его за ворот, стоявший рядом. До Диаса начало доходить. Все-таки, хитрецу удалось спустить концы в воду, раз серьезные люди засуетились.
— Говори, пока тебе башку не продырявили!
— У меня к вам встречный вопрос — кто такой Руслан и почему голос вон того парня похож на скрип затертых тормозных колодок?
В ответ он получил лишь удар по затылку и повалился на землю. Вот теперь его голова заболела.
— Ты что, вообще не сечешь? Протрезвей, сучара. Ты сдохнешь сейчас!
— Кажется, я уже протрезвел — голова заболела. Принеси-ка мне, сынок, опохмелиться в моем кабинете.
Еще один удар и Диас ощутил во рту песок. Вставать не было никакого желания, и он решил остаться в таком положении.
— Ты дал ему свою тачку, где он? Когда он был здесь и куда поехал?
Не дожидаясь ответа, две пары ног — видимо парню не понравилось замечание о его голосе — стали пинать его по ребрам и голове.
— Ну все, все, — прервал избиение знакомый голос, — дохлый он нам бесполезен.
Каратели перестали избивать Диаса, но продолжали возбужденно рычать и сопеть, распираемые внутренней энергией.
Человек со знакомым голосом, по чьему приказу было прекращено мучение Диаса, подошел к нему и присел на корточки. Взяв его за волосы, неприятель спокойно спросил:
— Где Руслан?
Диас почувствовал запах алкоголя изо рта вопрошающего, который перекрыл запах из его собственного.
— У меня, мать твою за ногу, — продолжил парень заплетающимся языком, — выдался чертовски скверный денек. Так что не зли меня еще больше, иначе эти мои псы тебя живьем растерзают. Где этот Руслан? Бауржан? Где?
— Слушай, приятель, мы не вместе пили вчера? — пробормотал Диас, прикрыв заплывший глаз.
— Нет, — ответил Ерлан.
Только теперь, когда свет фар оказался за спинами окруживших его людей, Диас узнал этого лысого парня.
— Но я выпью за упокой твоей поганой души, если ты не включишь свой крохотный мозг и не начнешь говорить.
— Ерла, — усмехнулся Диас, — где ты был, когда мне было, лет так, тридцать? Я бы показал тебе где твое место. А оно ведь не там — не в кресле Кайрата, которого ты убил.
— Много базаришь, тварь, — Ерлан был на удивление спокоен. — Мне вот сегодня шлюха мозг весь сделала и меня это так бесит, что я не успокоюсь, если кого-нибудь не порешаю сегодня.
— Почему не порешал ее — это же твой стиль, маньяк. У тебя на меня тоже встал?
Ерлан улыбнулся и прикрыл глаза.
— Эта шлюха — Айгерим, ты же знаешь ее, да? Так вот, она, сучка такая, возомнила из себя черт знает кого. Я забронировал столик в самом дорогом ресторане для этой подстилки. Ты знаешь, что она мне заявила? — Ерлан вновь усмехнулся. — Что у нее есть мужик — ее чертов муж, который уже, если мои болваны ничего не напутали, покоится на дне реки, с собственным прибором во рту. И эта потаскуха сказала, что явилась только из уважения ко мне, так как я работал на ее отца. Да, твою душу? А мне кажется, она явилась, чтобы повилять попкой перед богатенькими мужичками и набить свое вонючее брюхо едой, которую я заказал для нее. Я мог бы изнасиловать ее прямо в Бельведере, и никто бы даже не вякнул, знаешь почему? Потому что этот город — мой. Потому что все в этом городе боятся меня. Они боятся даже посмотреть на меня, потому что, если мне не понравится их взгляд, я просто выпущу им кишки на их обеденный стол. И никто мне ничего не скажет. Я решаю кто будет жить в этот городе, кто умрет, кто будет раздвигать передо мной ножки, а кто лизать мой зад и просить еще.
— Не сомневаюсь, — ответил Диас, и чья-то нога слабо пихнула его в бок. — Ну так почему же ты не взял ее прямо на блюдах, заказанных тобой?
— Знаешь ведь, как коты развлекаются, прежде чем схавать ушастую тварь? Уже на этих выходных ее привезут ко мне, и я покажу ей видео, на котором ее муж, перед тем как его лишили прибора, на коленях просит меня овладеть его женушкой. Последнее желание умирающего ведь закон, верно? Весело будет. Знаешь, что я сделаю потом?
— Не знаю. Наверное, передернешь на эту запись.
— Потом я пущу ее по кругу. Чтобы каждый насладился ее телом. А потом брошу в один из притонов, и она будет стоить не больше сотни за ночь. Вот что я сделаю.
