Я сглотнула и застыла, часто моргая. Та-ак. Тал? Он, что, заботится обо мне? Пытается устроить свидание с родными?
Вдруг, ни с того, ни сего вспомнился наш недавний разговор. То, как я допрашивала велфа, его неловкие, рваные ответы, а потом и бегство.
Внутри стало тепло, томно, внизу живота собрался спазм, словно мы с Талом опять близко-близко, его голубые глаза лучатся нежностью, а губы целуют везде-везде.
– Кехр-кехр! – прокашлялась рядом Вира и, кажется, я покраснела – впервые за многие десятилетья. Жар бросился в лицо, я спрятала глаза и внутри нашего с велфийкой текучего купола воцарилась напряженная тишина.
Время шло, а неловкое молчание затягивалось. Вира косилась на меня странным взглядом, а я старательно изучала серебристый пол.
Чьи-то необычные ноги с растопыренными пальцами и синеватыми ногтями, обтянутые плетенными черными сандалиями, прошагали неподалеку.
Процокали чуть позже лакированные алые туфли, из которых устремлялись ввысь стройные белые икры. Темно-синие, бело-голубые и черные кроссовки размашисто промаршировали следующими. Их частично скрывали одинаково новые синие джинсы, чуть припорошенные пылью.
Не знаю – чем все бы закончилось, если бы двери лифта не распахнулись, и Вира не вскрикнула:
– Приехала! Пошли! Нас ждут великие дела.
И не успела я прийти в себя, как Вира выключила звуконепроницаемый купол и вытащила меня наружу.
Перед нами, метрах в десяти раскинулся небольшой поселок, с красивыми, будто игрушечными домиками из синих блестящих кирпичей. Оранжевые черепичные крыши, флюгеры в виде сфинксов, русалок и сиринов, высокая трава и мощеные дорожки – все здесь дышало уютом.
Я ожидала увидеть среди поселян людей, в крайнем случае, котов, но… по улицам деловито сновали все расы вместе. Велфы, люди, коты, лемы – ну прямо как в городе, с той лишь разницей, что все друг с другом здоровались, улыбались друг другу и нам.
Одевались тут попроще, чем в городе. В основном в свободные холщовые или льняные брюки, джинсы и футболки приглушенных оттенков. Даже лемы, чьи «городские наряды» бросались в глаза кричащими фасонами, рюшами, мини, здесь из толпы не выделялись.
Лифт-телепорт серебристым столбом упирался в небо прямо посреди поля, и от него в поселок вела широкая, вымощенная синими булыжниками дорога.
Мы с Вирой заспешили вперед.
Стоило приблизиться к поселку, стало видно, что внутри него нечто вроде гигантской ярмарочной площади.
Пестрые палатки под крышами из материала, похожего на толстый полиэтилен, небольшие кафе под открытым небом и аттракционы напомнили мне детство.
Смешные яркие машинки с мордами котов, мишек, зайцев и птиц объезжали ярмарочную площадь или таранили друг друга как на треке.
Ту-ту-у! Выбросил в воздух курчавые клубы дыма небольшой, разрисованный ромашками всех цветов радуги поезд с вагонами без крыши и пронесся параллельно машинкам.
Вира припустила так, что я едва успевала за ней, завороженная удивительным зрелищем. И вскоре мы уже оказались в гуще ярмарки.
Здесь пахло запеченными грушами, сладкой ватой, шашлыками, жареными сосисками и еще бог знает чем.
Откуда-то гремела музыка – что-то простое, но веселое и берущее за душу.
– Мама! Мама! Я хочу туда! – кричала девочка-оборотень с бронзовой кожей и черными косами до пояса, и тянула высокую, жилистую женщину в сторону водяного аттракциона. В небольшом бассейне плавали лодочки-лебеди, а внутри них восторженно визжала ребятня.
– Ну, мама! Ну, я хочу на паровози-ик! – прыгал алебастровый малыш-лем, напоминая большую, ожившую куклу. Рядом с ним выпрямилась как балерина длинноногая женщина, с такой тонкой талией, что казалось – секунда, другая – и она переломится. Женщина поглаживала непоседу по курчавой белокурой головке и обещала:
– Вот сейчас круг закончится, и мы пойдем, покатаемся.
– Девушка? Хотите, погадаю? – подскочила ко мне худощавая велфийка. Смуглая, почти как мулатка, с копной каштановых кудрей, в черном платье, до самой земли. На ее узком, скуластом лице выделялись огромные, темно-синие глаза, похожие на два сапфира.
Вира сделала нетерпеливый жест и женщина секунду вглядывалась в ее лицо, а затем поклонилась и исчезла.
Пестрые толпы детей и взрослых сновали вокруг. Только и слышалось: «Почем это?» «Давай покатаемся!» «А пошли туда!» «Девушка! Девушка!» «Кто последний?»
Боже! Как же мне нравилась эта праздничная кутерьма! Казалось, мир расцвел сотнями красок… Эхх! Внучку бы сюда! Она так любила аттракционы…
Перед глазами распростерся пар аттракционов, за высокой ажурной аркой с надписью «Сильфида».
Радостная дочурка неторопливо шагает с мороженым в руке. Нетерпеливо откидывает назад светлые пряди, чуть ниже лопаток, но ветер упорно швыряет их назад, в лицо. Из кармана джинсов торчит пушистая голубая обезьянка – выиграла в дротики. Внучка несется вперед, к кассе. Рыжие косички треплет ветер, и с одной уже почти сползла красная резинка. На смятом подоле зеленого сарафанчика в красных маках свежее розовое пятно – от клубничного эскимо.
К горлу некстати подкатил колючий комок, в уголках глаз защипало.
Но сильно расстроиться я не успела – вернулась синеглазая велфийка.
Выскочила из толпы вокруг, мазнула по мне загадочным взглядом и произнесла, как заклинанье:
– Тебя полюбят три короля. Два настоящих и один бумажный. Одному ты отдашь сердце, другому – дружбу, а третий решит твою судьбу и… нашу судьбу тоже.
Я притормозила, хотела расспросить предсказательницу, но ее и след простыл.
Пару минут я растерянно озиралась вокруг, но синеглазая гадалка как свозь землю провалилась.
Дав мне вдоволь поискать ее глазами, Вира коснулась руки и произнесла:
– Не бери в голову. Валлитанна – что-то вроде местной прорицательницы. Ее почитают, носят дары. Но я никогда ее намеков не понимала.
И пока я моргала, силясь прийти в себя, понять – относиться ли к словам гадалки всерьез или забыть о них как о страшном сне, велфийка потянула в сторону.
– Ну ладно! Пошли в сосисочную! – бодро воскликнула Вира и ткнула пальцем в сторону одного из кафе.
Голубые деревянные столики по форме напоминали эллипсы. Скамейки были жестковатыми, но широкими и удобными – хоть ложись.
Как только мы разместились, рядом появилась официантка-лема. Невысокая, с длинной каштановой косой, едва ли не до колен и белой-белой кожей, как чистый лист дорогой бумаги. На ней особенно выделялась единственная черная родинка, на щеке, возле носа.
Девушка суетливо оправила светлый передник, по краям расшитый ромашками, поддернула бежевую футболку под ним и спросила:
– Что желаете?
