Лоб горел огнем, температура не спадала.
– Проклятье, – пробормотала она и встала.
– Нет, не уходи… – слабым голосом запротестовал Тренвит и с удивительной силой уцепился за ее юбку.
– Тише, Коул, тише, – попыталась она успокоить пациента, разжимая его пальцы.
Когда Коул произносил ее имя, его голос звучал нежно, и у Имоджен таяло сердце. Сама она понижала голос до интимного шепота, когда называла его по имени. Вообще-то ей следовало обращаться к герцогу «ваша светлость», но учитывая сложившиеся обстоятельства, фамильярность была простительным грехом.
– Я сделаю перевязку, – продолжала Имоджен, – а потом ты поешь немного бульона и выпьешь чая.
Девушка уселась на край кровати у ног раненого, положила его левую руку себе на колени и взяла ножницы, чтобы разрезать бинты на культе. Но как только ножницы коснулись его кожи, Тренвит сильно дернулся и застонал. Если бы у Имоджен была плохая реакция, Тренвит поранился бы.
Тогда она решила размотать бинты на культе. Сделать это было не так-то просто, потому что Тренвит сильно вздрагивал и дергался при малейшем давлении на рану.
Имоджен всегда считала себя опытной медсестрой, которую трудно вывести из равновесия видом ран. Однако она ахнула от ужаса, когда увидела изувеченное запястье Тренвита.
Рана уже начала затягиваться. На нее наложили бессистемные швы. Деформированная форма культи свидетельствовала о том, что герцогу оказали помощь не сразу после увечья и что он долго не получал должного лечения.
Борясь с накатившими на нее чувствами, Имоджен смазала рану йодом. При этом герцог начал брыкаться, и Имоджен едва успела увернуться от удара ногой. Тренвит кричал от боли, метался в постели. Девушка беспомощно уставилась на него. Однако тут в ее душу начали закрадываться сомнения.
Жар, бледность кожных покровов, бред и судороги… Все это были симптомы тифа. Но таких симптомов этой опасной болезни, как сыпь и надсадный, сухой кашель, у герцога не наблюдалось. Да, его дыхание было поверхностным, пульс – слабым… Уильям к тому же сказал, что пациент ни разу не помочился и не опорожнился с тех пор, как был доставлен в больницу Святой Маргариты.
Вскочив с места, Имоджен выбежала из комнаты и бросилась на поиски доктора Фаулера. Она поняла, что Тренвит страдал не тифом, однако его болезнь была не менее опасной.
Глава 5
– Сестра Причард, я и не предполагал, что вы склонны к истерике. – У доктора Фаулера когда-то были пухлые щеки, но теперь кожа их свисала. Он с хмурым высокомерным видом поглядывал на Имоджен. – Диагноз ясен, у лорда Тренвита тиф. Любой медик подтвердит его. Это хрестоматийный случай. Диагноз поставили врачи, которые лечили Тренвита в Индии.
Доктор Фаулер свято верил в то, что Тренвита доставили из Индии, а не из Болгарии или Турции.
– Значит, сами вы диагноз не ставили, а положились на мнение других врачей, – уточнила Имоджен.
– Осторожнее, сестра Причард, вы на опасном пути. – В голосе доктора Фаулера звучало предостережение.
Он был явно недоволен Имоджен.
– Я не хочу проявлять к вам неуважение, доктор Фаулер, – начала девушка, – но все же выскажу свое мнение по поводу диагноза. Я считаю, что мы имеем дело с септицемией. Если бы вы только видели, как его светлость отреагировал на мои прикосновения к культе…
– Бедняга, ему отрубили кисть, – нетерпеливо перебил ее Фаулер. – Или отпилили, судя по ее внешнему виду. Рана все еще причиняет ему страдания.
– Не просто страдания, а острейшую боль!
– Она опухла, сестра Причард?
Доктор Фаулер смотрел на Имоджен с таким пренебрежением, как будто перед ним была мышь, которую следовало уничтожить.
– Я бы не сказала, что она опухла, но рана плохо заживает, поэтому…
– Она воспалена и горяча на ощупь?
– Он весь горит.
У Имоджен не было истерики, доктор напрасно обвинял ее в этом, но в ее голосе звучали нотки отчаяния.
– Но сама рана не воспалена, она не красного цвета, да? – допытывался Фаулер. – Нет абсцесса или явных отеков?
Имоджен не хотела уступать, но и лгать не могла.
– Может быть, вы найдете время и зайдете, чтобы осмотреть…
– Вы что же, думаете, что я не осматривал культю? – возмущенно сказал доктор. – Вы намекаете на то, что я пренебрег своими обязанностями, проявил халатность?
– Я не собираюсь ни в чем обвинять вас. Но разве вы не планируете делать операцию его светлости на культе, чтобы придать ей более правильную, округлую форму? Она страшно деформирована. Вы могли бы во время этой процедуры сами убедиться, права я или нет. В любом случае, его светлости будет удобнее жить с хорошо обработанной культей.
– Какой бред! Я не могу подвергать жизнь ослабленного болезнью пациента риску, кладя его на операционный стол! Если я это сделаю, то потеряю всякое доверие и доброе имя. Меня могут лишить медицинской практики. Нет, нет, моя дорогая, я этого не сделаю. И потом, герцог находится в таком плачевном состоянии, что ему сейчас не до эстетики, не до внешнего вида руки. Он, скорее всего, долго не протянет, поэтому…
Имоджен от негодования всплеснула руками. Подбежав к письменному столу из красного дерева, за которым с важным видом восседал главный врач больницы, она стукнула кулаком по столешнице.
– Мы не можем допустить, чтобы герцог умер, доктор Фаулер! Наш долг – сделать все возможное, чтобы он выздоровел. Поэтому мы должны испробовать все средства, перебрать все варианты. А что если я права? Неужели вам трудно еще раз осмотреть пациента и уточнить диагноз?
– Я не понимаю, что здесь происходит, – возмутился доктор Фаулер.
Он поднялся, вышел из-за стола и остановился перед Имоджен. Они стояли почти вплотную, и девушке стоило большого труда выдержать это противостояние и не отшатнуться от главного врача. Она чувствовала себя Давидом перед сражением с Голиафом. Только вот у нее не было пращи. Не было армии. Не было обширных знаний в области медицины.
– Я ценю ваше усердие, – произнес доктор, – я знаю, что ее величество поручила вам заботиться о Тренвите. В руках королевы сосредоточена большая власть, она многое может, но не все подвластно ей. Жизнь герцога находится в руках Божьих. Вероятность того, что он выживет, мала. – Фаулер подошел к двери и широко распахнул ее, давая медсестре понять, что она свободна. Он, по существу, выпроваживал ее из кабинета. – Не принимайте все так близко к сердцу, моя дорогая. Ваше усердие и старания делают вам честь, и я обещаю, что смерть герцога никак не повлияет на вашу карьеру. Вас никто не упрекнет, что вы не смогли выходить тяжелобольного пациента. Вы должны ухаживать за герцогом, обеспечивать ему комфорт, а ставить диагнозы – это задача врачей.
Имоджен трясло от ярости. Она не любила конфликты и всегда их избегала. Но сейчас она готова была идти до конца, настаивая на своем. Имоджен презирала невежд и эгоистов, которые не терпели, когда их мнение ставили под сомнение люди более низкого ранга.
