Странно, но леди Анструтер не убежала в дом, как это сделало бы большинство дам, обнаружив ночью в своем саду чужака. Напротив, она подошла ближе к Коулу, шурша шелковыми юбками, длинный подол которых волочился по камням.
– О, это вы, – ахнула она, узнав наконец Коула.
В ее голосе не было радости. Коул счел за лучшее промолчать, чувствуя, как сильно бьется у него сердце. Каждый шаг леди Анструтер отдавался в нем. Коул только что успокоился – и вот, на тебе, на него вновь нахлынула волна тревоги. Впрочем, он испытывал не только тревогу… И сердце было не единственным органом, который живо отреагировал на ее появление. Коул заерзал на скамейке, чувствуя, как налился силой его член, и отодвинулся глубже в густую тень.
Глупая женщина расценила это как приглашение сесть рядом с ним.
– Не волнуйтесь, я не задержусь здесь, – торопливо сказал Коул. – Мне просто захотелось укрыться от шумной толпы и выкурить трубку, прежде чем отправиться домой.
– Похоже, у нас есть общие привычки, ваша светлость. Я тоже не люблю шума и многолюдья, – промолвила хозяйка дома, любуясь цветами. Коул подумал, что цветы были только предлогом, чтобы не смотреть на него. – Я обожаю сад, он служит для меня убежищем от суеты.
Коул не стал говорить ей о том, что прекрасно знает, как она проводит время в этом убежище. Леди Анструтер не стоило знать, что Коул хорошо видит ее из окна своего кабинета.
– Честно говоря, я не ожидала найти вас здесь, – продолжала леди Анструтер, заметно нервничая.
Она сидела рядом с ним на скамейке, крепко сжимая руки на коленях. Ночь была ясной, и в ярком лунном свете Коул мог хорошо ее разглядеть.
– Вы ожидали встретить здесь кого-то другого? – спросил Коул, положив трубку рядом с собой. У него чесалась рука под протезом. – У вас назначено тайное рандеву? Судя по всему, вы веселая вдова! Признайтесь, кто вам больше нравится, галантные лорды или садовники, хорошо знакомые с территорией вашей усадьбы?
– Садовники? Вы имеете в виду Геркулеса, который работает у меня? – Леди Анструтер издала смешок, пропустив мимо ушей обидное словосочетание «веселая вдова». – Это волосатый грек шестидесяти лет от роду.
– Он моложе, чем ваш покойный супруг, – с вызовом сказал Коул.
Он ожидал, что графиня даст ему пощечину или, во всяком случае, потребует, чтобы он извинился перед ней за неприличное поведение. Но, к его глубочайшему удивлению, она вскинула голову и рассмеялась. Ее смех был звонким и мелодичным, как звон серебряного колокольчика.
– Туше! Вы меня сразили наповал, – заявила она. Ее глаза блестели так, словно в них, как и на небе, загорелись звезды. – Но вообще-то, мой садовник почти не говорит по-английски и ест, похоже, один чеснок. Кроме того, я совершенно уверена, что он купается в оливковом масле. Из-за этого в жаркие дни я в его присутствии теряю аппетит. От него исходит запах средиземноморской кухни, которую я терпеть не могу. Вот такие дела.
Коул с изумлением уставился на нее. Казалось, леди Анструтер ничуть не смущали его неучтивые слова. Коул пришел в замешательство. Почему она так странно себя ведет? Коул оскорбил ее в присутствии гостей, да и теперь наговорил ей множество колкостей. А леди Анструтер делала вид, что все в порядке, и учтиво беседовала с ним в саду.
Ее поведение одновременно тревожило и интриговало его. Вместе с тем Коулу не давали покоя боли в руке. У него было чувство, что протез изготовлен из осколков стекла и грубой шерсти.
Леди Анструтер ослепительно улыбалась, и Коул не мог отвести глаз от ее улыбки. Здоровой рукой при этом он тер левую руку. С каким наслаждением Коул снял бы сейчас протез, да и всю одежду, пожалуй! И облачился бы в одеяние из лунного света и ночной прохлады.
– Что-то не так, ваша светлость? – заботливо спросила леди Анструтер. Она смотрела на Коула с таким видом, как будто сто лет знала его и привыкла беспокоиться о его комфорте. – Что-то случилось? Вы в порядке?
Ее мягкий голос с придыханием показался герцогу странно знакомым. Смутное воспоминание стучалось в дверь его памяти, но дверь оставалась закрытой. О, через сколько дверей прошел Коул после возвращения из Константинополя! И теперь он знал, что лучше не открывать их. Особенно в том состоянии, в котором он находился сейчас.
Коул был взвинчен, раздражен и… возбужден.
Он положил руку, на которой был протез, между собой и леди Анструтер, как напоминание о своем увечье.
– Этот чертов протез натер мне руку! Ремни растянулись, я подтянул их на пряжке, но, видимо, неправильно отрегулировал.
Леди Анструтер неожиданно потянулась к нему, испугав его своим движением.
– Позвольте, я попробую… – предложила она.
Коул отпрянул от нее, понимая, что ведет себя по-детски.
– Не беспокойтесь! Это занятие не для леди…
– Вы дали ясно понять сегодня, что не считаете меня леди, – с иронией в голосе напомнил хозяйка дома. – К тому же когда-то я была медсестрой, примите это в расчет.
Не в привычке Коула было медлить и тушеваться, но он как будто растерялся, не зная, что делать. Ему почему-то не хотелось, чтобы леди Анструтер видела его изувеченную руку.
– Взбивать подушки на постели смертельно больного старика – это одно, а обрабатывать место ампутации конечности – совсем другое, – бросив на нее хмурый взгляд, сказал Коул.
– Я знаю. Я обрабатывала вашу культю с первого же дня, как только вы появились в больнице Святой Маргариты. Вы швырнули в меня чашку, помните?
Кровь прилила к лицу Коула.
– Так это были вы?
– Вы меня не узнали?
В памяти Коула сохранилось смутное воспоминание о хрупкой женщине с веснушками, одетой в черное форменное платье и белый фартук.
– Я тогда только вышел из бредового состояния и был под действием опиатов, – произнес Коул. – И едва мог вспомнить собственное имя.
– Тем не менее это я обнаружила, что ваша культя инфицирована. Я помогала доктору Лонгхерсту оперировать вас, а потом ухаживала за вами. Поэтому можно сказать, что я, как и доктор Лонгхерст, хорошо знакома с вашим телом. Не надо меня стесняться! Дайте руку!
Брови Коула взлетели вверх от бесцеремонности леди Анструтер. Его изумили властные нотки, звучавшие в ее голосе. Она протянула руку, жестом требуя, чтобы Коул подчинился ей. Но он не привык подчиняться приказам, однако жгучая боль заставила его выполнить требование, смирив свою гордость.
Коул все еще находился под воздействием ее слов. Новость о том, что именно леди Анструтер была той медсестрой, которая правильно поставила ему диагноз, поразила Коула. Значит, эта женщина спасла его, благодаря ей он выжил.
Имело ли это для него какое-то значение? Имело ли это значение для самой леди Анструтер? Она прежде никогда не упоминала об этом. Правда, у них до сегодняшнего дня не было шанса поговорить с глазу на глаз… Впрочем, прислушавшись к себе, Коул вынужден был признать, что не питает особой благодарности к своей спасительнице.
